— Джой!
— Мама, у тебя еще девятый хвостик не вырос!
— А?
— Говорю, что ты еще не кумихо.[32] Так что прекрати глодать мою печень и иди на дыни сама.
— Джой, ну встреться с девочкой, что тебе стоит? Хорошая семья, консерватория, очень симпатичная. Раз тебе все равно никто пока не нравится, а…
— Нравится, — сказал Джой, отсылая письмо. — Очень нравится.
В трубке воцарилось изумленное молчание. Потом мама сказала осторожно:
— Да? Это кто-то, кого я знаю?
— Ты ее в глаза не видела.
Да и он сам, в общем-то, тоже…
— И… кто она? Какая она?
— Веселая. Добрая. Смешная. Замечательная. И… — Джой раскрыл новый документ.
— И?
— И несуществующая.
Мама рассмеялась — одновременно и с разочарованием, и с облегчением.
— Как не стыдно обманывать! У тебя был такой голос, что я даже поверила…
— Что за голос?
— Как будто ты и впрямь влюбился.
* * *
Я глядела в окно.
За окном была осень. Как-то странно понимать, что это уже другая осень. Следующая. Потому что предыдущую, а также зиму и весну я провела на больничной койке. Попросту их не заметила.
Ветер налетал на деревья, тормошил, с шумным шелестом вскидывая в воздух оранжево-желтые волны, и совершенно счастливый летел дальше: ведь в городе так много деревьев, с которыми можно играть!
Меня тоже манило на залитую сентябрьским светом аллею. Идти, бездумно разгребая ногами шуршащие листья, подставляя лицо прощальному солнечному теплу, наслаждаться переливами цвета золотой… нет, золотой-багряной-красной-оранжевой, даже лиловой листвы.
Но мне туда нельзя.
Со вздохом я отвернулась от окна. Спасибо маме — она не стала ничего менять в моей комнате: ни обоев, ни штор. Даже на столе все оставила как в тот день. Сначала не до того было, а потом из суеверия. Разве что пыль протирала. Боялась что-то изменить — вдруг я из-за этого не вернусь? Люди, которых это не коснулось, ее высмеют: как одно связано с другим?
А я ей очень благодарна. Страшно хочется чего-то привычного и неизменного. Подтверждения, что даже если из жизни выпало полгода, мир все равно остался прежним: тот же город, та же квартира, та же комната…
Но, увы, мир изменился.
Потому что изменилась я.
Я задумчиво разглядывала себя в зеркало. Лицо бледное, но уже не такое бескровное, как при выписке. Все-таки в реабилитационном центре и в санатории я старалась больше гулять. Ну как гулять… Сначала меня вообще возили в кресле-каталке: мышцы и связки хоть и не атрофировались, но сильно ослабели. Физиотерапия, массаж, тренировки — и я понемногу начала ходить сама; сначала с «ходунками», потом с палкой, потом по принципу: «вдоль стеночки до угла» или «доберусь-ка я до той скамеечки».