Носильщики достигли Ворот петиций — похожей на пагоду каменной арки, украшенной драконами — символами императорской власти, и стилизованными хризантемами, которые также считались императорским цветком вот уже двести лет, на протяжении которых маньчжурские завоеватели удерживали власть в Срединном Царстве. Командир первой сотни, несшей охрану ворот, выхватил меч из ножен, он и его солдаты, взяв мушкеты на караул и застыв как изваяния, приветствовали Сун Чжао.
Сун Чжао, польщенный оказанным вниманием, удовлетворенно кивнул, затем сошел с носилок, радуясь возможности размять затекшие ноги, и пошел, минуя помещения иностранных концессий, в свою контору. Ни один из иностранцев, глядя на этого человека средних лет, облаченного в халат из черного шелка, маленькую без полей шляпу и плетеные шлепанцы, не догадывался бы, что это один из влиятельнейших подданных императора Даогуана.
Контора Сун Чжао располагалась на втором этаже самого крупного из трех его складов и почти в точности копировала его домашний рабочий кабинет. Густой ворсистый ковер с изображением символов инь и ян устилал пол, между окнами вились экзотические растения, однако остальные стены кабинета оставались голыми, потому что он пожелал, чтобы ничто не отвлекало его от работы. Убранство кабинета составляли четыре очень больших подушки, на каждой из которых лежало по несколько подушечек меньшего размера. По обе стороны от той, которой пользовался сам Чжао, стояли два больших рабочих стола, каждую ножку которых украшали множество мифологических фигурок. На обоих столах лежали бумаги.
Еще раз протерев очки, Чжао взял со стола ежедневный список товаров, проданных иностранцам, и тех, что были у них закуплены. Как он и предполагал, самые крупные сделки заключены с компанией «Рейкхелл и Бойнтон», клипер которой в настоящий момент стоял на якоре у американского причала.
Нахмурив брови, Чжао выглянул в окно посмотреть на элегантный корабль. Он знал, что это чудо спроектировал и построил Джонатан Рейкхелл. Где-то внутри поднималась тревога. Чжао с искренней симпатией относился к Джонатану, которого после первых колебаний он все-таки согласился видеть мужем своей дочери. Лайцзе-лу была его единственным ребенком, и хотя ей и не грозили финансовые трудности, будущее дочери составляло главную заботу отца.
Совершенно очевидно, что нельзя до бесконечности ждать возвращения Джонатана в Китай. Чжао настроился предоставить молодому американцу еще шесть месяцев, и если он по истечении этого срока не явится за своей невестой, придется искать для нее другую партию.