Дело конечно, вовсе не в том, что наша общая смертность стала для меня такой уж неожиданной новостью. Даже в Мире, где некоторые могущественные колдуны запросто живут по несколько тысяч лет, каждый день кто-нибудь да умирает, и не то чтобы могущественных колдунов это правило вовсе не касалось. Со всяким может случиться всё что угодно, в любой момент. Шурф и прежде не ходил со светящейся надписью «бессмертный» на челе. И у меня самого такого гарантийного клейма не было. И вообще ни у кого.
Всё это я прекрасно понимал.
Но столь же ясно я понимал ещё кое-что: мне бросили вызов. Судьба и леди Сотофа выступили на этот раз одной командой. Испытующе смотрели сейчас на меня отовсюду — из тёмных оконных проёмов, из сияющей огненной глубины оранжевых фонарей, из-за туч, обложивших ночное небо, из самого дальнего, зимним ветром выстуженного угла моего собственного сердца, словно бы прикидывали: неужели пойдёт на попятную? Вот так возьмёт и позволит страху связать себя по рукам и ногам? Нарушит обещание, сдаст свой козырный туз?
И не то чтобы их радовала моя готовность — даже не проиграть эту партию, а сделать вид, будто она вообще не начиналась.
Хотя ясно, что игра не просто началась, а уже в самом разгаре. И теперь мой ход.
Я развернулся и пошёл назад, к Иафаху. А по дороге, чтобы отрезать себе все пути к отступлению, послал зов леди Сотофе Ханемер. И спросил: «Можно я ненадолго к вам зайду? У меня появился конкретный вопрос».
Конечно она сразу сказала: «Можно». А чего ещё я от неё ожидал? Предложения встретиться завтра, а ещё лучше — полдюжины дней спустя? Потому что вопрос совершенно не срочный?
Держи карман шире.
Получив разрешение, я не стал тянуть. Шагнул в её сад Тёмным путём, а к беседке потом бежал, не разбирая дороги. Очень спешил. Теоретически, у меня в запасе было ещё много лет. А на практике — всего несколько ближайших часов. Зная себя, я прекрасно понимал, что потом уже вряд ли на что-то решусь. Потому что стоит только перетерпеть эту невыносимую долгую ночь и дожить до утра, как всё станет понемногу налаживаться. Джуффин пришлёт зов ни свет, ни заря и предложит какую-нибудь новую загадку, которая захватит меня целиком; Кофа позовёт обедать в очередной симпатичный трактир; Меламори превратится в жуткого песчаного духа и согласится отметить это грандиозное достижение в моём обществе, на крыше Мохнатого Дома; дружище Малдо заявится среди ночи с очередным ультимативным требованием срочно вспомнить для его Дворца Ста Чудес какую-нибудь экзотическую ерунду; Базилио будет вприпрыжку носиться по коридорам, громко распевая урдерские застольные песни, разученные в компании наших добрых соседей, потому что у её лучшего друга профессора наконец появилось свободное время, чтобы научиться играть в Злик-и-злак; умник Дримарондо произведёт семантический анализ невинных на первый взгляд песенных текстов и объявит, что воспитанной юной леди их не то что петь, а даже краем уха слушать нельзя. А виновник нынешней бури, блистательный сэр Шурф, снова пригласит меня на кружку камры и этак небрежно заметит, что ему, в случае чего, совершенно не составит труда стать после смерти призраком, поселиться в моей спальне, грохотать там забытыми в изголовье кружками, зверски будить меня по утрам, читать нотации по всякому поводу и вообще быть гораздо более невыносимым, чем при жизни; в конце концов, он добьётся своего, насмешит до слёз, и я уйду от него с лёгким сердцем, как самый распоследний дурак.