— Гм-гм! — И начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики: — А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма, устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов орудий автоматически с показаниями механизма?»
— Неужели Ленин интересовался такими вещами? — изумился Салазко.
— Представьте себе, как и многим другим. Да что вы меня перебиваете? Дайте дочитать.
«…Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, — изобретатель и генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель рассказывал мне:
— Я сообщил моим генералам, что приедете вы с товарищем, но умолчал, кто — товарищ. Они не узнали Ильича, да, вероятно, и не могли себе представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: это техник, профессор? Ленин? Страшно удивились — как? Не похоже! И — позвольте! — откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как человек технически сведущий!..»
Генерал захлопнул книгу, строго глянул на сидевшего перед ним Салазко.
— Видите, какое внимание Ильич уделял развитию артиллерии. А ведь тогда условия были намного тяжелее, да и страна не обладала ни должным техническим, промышленным уровнем, ни избытком средств. Но, тем не менее, на той встрече Ленин обещал Главному артиллерийскому управлению помощь и поддержку, и вскоре она последовала, в довольно солидных масштабах.
И я призываю вас отмести все сомнения и переживания. Ваши замыслы встретят поддержку, уверяю вас…
С годами эта черта Снитко стала проступать все ощутимее — стремление разобраться в затруднениях тех, кто погружен в поиски нового, помочь им, причем далеко не всегда добрым, ласковым словом, а чаще — суровым упреком, подсказкой неиспользованных возможностей, призывом к выдержке, терпению, проявлению характера и воли.
— Что и говорить — доставалось от него по первое число! И неоднократно… — улыбаясь, вспоминает Алексей Игнатьевич Клюев. — Но всегда по делу: обоснованно и вполне объективно. И любой его приказ, любое предписание так глубоко продумывались, так научно и служебно прорабатывались, что ни в Наркомате боеприпасов, ни в Наркомате вооружения никогда никаких возражений не встречали.
— Скажите, Алексей Игнатьевич, — спрашиваю я, — а с чем — в общих, конечно, чертах — были связаны собственные научные исследования Снитко?
— Ну, во-первых, он был одним из лучших теоретиков физики горения и взрыва… Кроме того, одним из первых сделал вывод, что у преобразований, у попыток синтезирования новых соединений, есть предел…