Из машины вывели еще четверых осужденных, видимо принадлежавших к какой-то другой группе. Теперь немцы были заняты подсчетом своих жертв. И здесь, как вспоминали впоследствии свидетели, Георгий Иванов в великолепном, по-настоящему тигрином прыжке бросился на окружавший его кордон, сбил с ног одного из немцев, второму швырнул в лицо горящую сигарету и мгновение спустя был уже в нескольких метрах от группы. Он бежал зигзагами, но с необычайной быстротой в сторону забора, тянущегося с правой стороны от места казни. От группы деревьев его отделяло уже несколько шагов, еще мгновение — и он, вбежав за деревья и перепрыгнув через невысокий забор, окажется на заросшем кустарником пустыре, покрытом буграми. Ему удалось отбежать от растерявшихся немцев на добрые пятьдесят метров, когда раздались первые беспорядочные выстрелы. Стоматопулос тоже достал револьвер и несколько раз выпалил в воздух, торжествуя в глубине души, что наконец-то он оказался свидетелем борьбы за жизнь, наконец-то нашелся обреченный, который не покорился и не поддался страху перед смертью. И тут ему показалось, что беглец споткнулся у дерева, как бы наступив на свои шнурки. А мгновение спустя его настигли пули…
Припадая на правую ногу и зажав рану на простреленном бедре, Георгий сделал несколько шагов в сторону стены, но там силы оставили его и он упал на землю…
На выстрелы прибежал офицер, который минуту до этого спокойно сидел в машине и курил, не интересуясь расстрелом.
— В чем дело, что случилось? — крикнул он.
— Бежал. Теперь, пожалуй, придется отвезти его в тюремную больницу…
— Нет, приказано расстрелять. И приказ должен быть выполнен! Даже если бы он был мертвым, мы должны были бы расстрелять и мертвого!
Георгия притащили назад и теперь уже привязали к врытому у стены столбу. Раненый не сопротивлялся, все оставшиеся силы он направил на то, чтобы совладать с болью. Офицер подошел к жертве, чтобы завязать ей глаза. У присутствующих сохранилось в памяти то неописуемое выражение ненависти и презрения, с которым Иванов смотрел на фашистов. К столбу подбежал старик ксендз.
— То, что вы хотите совершить, — кричал он офицеру, — является нарушением международного права… Нельзя расстреливать раненого…
Он убеждал, уговаривал, наконец, просил, но немцы продолжали свое дело, не обращая на старика ни малейшего внимания.
— Я уловил момент, — рассказывал позднее священник, — и благословил раненого. В то время Иванов уже пришел в себя…
После того как Георгия привязали к столбу, немец зачитал решение суда. Георгий слушал без малейшего интереса, только глаза его смотрели на врагов с безграничным презрением. Кровь ручьем хлестала из его ран. Когда Иванова спросили, не хочет ли он что-либо сказать ксендзу, тот коротко ответил: «Нет». Раздался залп, и голова героя упала на грудь.