Однако и эти тревоги прошли спустя несколько недель. Каждый вечер встречая Айрис живой и почти здоровой, слыша от нее сделавшиеся привычными «приветствия», Брес уверил себя в том, что Ина пошутила. Она просто припугнула его проклятьем. И пусть он и в самом деле не может вернуться домой, сколько бы ни пытался, спасать женщин и смотреть на гибель самой близкой из них, она его не заставит.
С каких пор Айрис перешла в разряд близких и надежно там укрепилась, Брес и сам не знал. Просто в один момент он понял, что предпочтет скорее увидеть на месте умирающей смертной умирающую Инанну.
Возможно, такая мысль возникла в его голове, когда он в очередной раз без предупреждения и спроса в одну из темных, безлунных ночей проник в ее комнату. Брес знал, что застанет ее бодрствующей, ведь смертная была помешана на том, чтобы дописать книгу, некогда начатую Мортой. И теперь колдовские рецепты и заклинания дополнял исторический и географический раздел, посвященный Александрии.
Эохайд так привык видеть ее сгорбленную, сощурившуюся и едва дышащую над этой проклятой книгой, что, казалось, Айрис проводит так всю свою жизнь. Что положение ее тела вообще никогда не меняется.
И, возможно, когда он зашел в очередной раз без стука, его больше всего удивил именно тот факт, что она не гробила себя писаниной. А может то, что она была совершенно обнаженной и, стоя к нему спиной рядом с кадкой с водой, обтирала свое тело. Ее волосы были подобраны и заколоты на затылке, а по телу скользили капли. Ее кожа покрылась мелкими мурашками от холода, потому Айрис иногда вздрагивала и переступала с ноги на ногу.
Брес замер, словно его застали врасплох. Мысль о том, что ему надо бежать, была единственно правильной, но совершенно невыполнимой. Он знал, что вернет себе дар движения, лишь когда Айрис обернется и обнаружит его возмутительное присутствие. Когда выставит его вон криком, который, скорее всего, разбудит всю Александрию. Но, небо, этот самый момент стоит того, чтобы вытерпеть любые муки.
Тусклый свет лишь одного светильника окружал ее таинственным ореолом. И Брес, кажется, уже успевший пресытиться видом женских тел, чувствовал теперь нелогичную слабость. Словно все происходило с ним в первый раз. Словно он вновь стоит на пороге открытия великой, неразгаданной тайны плотской любви. Словно никогда до этого не любовался красотой обнаженной женщины, вид которой заставлял предвосхищать скорое наслаждение.
А теперь… двойственность его желаний сводила с ума. Эохайд хотел, чтобы она повернулась, ведь он должен увидеть ее всю. В то же время, повернись она, и чудесному видению придет логичный конец, который будет сопровождаться воплем и, возможно, разбиванием глиняной посуды.