– Тосик, когда будет «скорая»? – в отчаянии кричит Маня.
– Сказали, машина едет. Но… пробки. Москва стоит.
Трофим подходит к креслу и тоже опускается на колени.
– Алюша, ты уж, пожалуйста, ты уж… не торопись… – голос его хрипит и срывается. Маня видит, как его дрожащая рука касается Алиной ладони. Маня накрывает их руки своей маленькой ладошкой, сжимает с силой, до боли.
В комнате становится тихо и пусто. Будто из свежего теплого воздуха, наполняющего дом, выкачали кислород. И жизнь в доме закончилась…
Маня вздрагивает от звонка в дверь.
– «Скорая»! – вскакивает она.
Трофим хочет сказать, что помощь опоздала, что все тщетно…
Но Маня уже вводит двух мужчин в синих робах. Один – маленький, молодой, несет большой оранжевый чемодан.
Тот, что повыше и постарше, – сухощавый, с колючим взглядом, подходит к Але, касается ее шеи, приоткрывает веко.
– Понятно. Смерть, скорее всего, от обширного инсульта.
– Как… смерть? Почему смерть? – негодующим шепотом произносит Маня, наступая на глупого, подлого, никчемного врача.
Тот поворачивается и тихо говорит про какой-то кубик фельдшеру, который раскрывает оранжевый сундук на журнальном столике. На нем все еще лежит газета со статьей об успешных женщинах.
– Присаживайтесь, – врач едва ли не толкает Маню на пустое кресло.
– Да не хочу я! Вы… Алю спасайте!
Врач протягивает руку к фельдшеру, и тот подает ему наполненный шприц и смоченную спиртом вату.
– Да оставьте вы мою руку! Да зачем мне! – не дается Маня.
К ней сзади подходит Трофим, с силой берет за плечи:
– Манюш, возьми себя в руки. Не нужно истерик при… ней.
Маня с ужасом смотрит на Трофима. Он строго качает головой. Его огромные, распахнутые глаза сосредоточенны и полны сочувствия.
«Все, все… Это так. Это не может быть иначе», – будто кто-то заводит пластинку в Маниной голове.
Она чувствует холодок около сгиба, у локтя, потом – легкий укол.
– Куда можно пройти, чтобы заполнить бумаги? Мне нужна точная картина происшедшего. Вы можете отвечать? – спрашивает врач у Трофима. – И милицию вызовите. Положено.
Трофим кивает и ведет врачей на кухню.
Маня, прижимая вату к руке, встает, подходит к Але.
Она сидит с закрытыми глазами. Спокойная, тихая, расслабленная, будто спящая. Только неестественное лиловое пятно на шее и лице заставляет верить в то, что сон этот страшен, непреодолим…
Маня вдруг кидается к книжной полке.
«Молитвы положено читать по усопшим. Но я ничего не знаю, не понимаю в этом. И молитвенник, был ли он у Али? Не видела никогда… Но она хотела слова! Она тянулась к книжкам. Что она хотела услышать? Быть может, ответ на какой-то мучительный, главный вопрос. Или послание для меня, бессердечной твари!»