Адриан. Ты согласен с этим, Акива?
Акива. Египтяне сами любят поддерживать свою репутацию колдунов и чародеев. Их это нисколько не обижает, напротив, им это даже льстит.
Адриан. Десять мер низости было дано миру. Аравия взяла девять, остальные взяли одну.
Акива. Ты хочешь спеть всю песню? Она длинная.
Адриан. Нет, достаточно. Я хочу спросить: если миру дано было десять мер мудрости, кто взял девять? Израиль?
Акива. Я хотел бы так думать, но повседневный опыт учит, что это не так.
Адриан. Как, разве бывают неумные евреи?
Акива. Увы! Бывают неумные, и просто глупые.
Адриан. Ты — первый еврей, который мне об этом говорит.
Акива. Я слишком люблю свой народ, чтобы льстить ему.
Адриан. Так кто же взял девять мер мудрости, Акива?
Акива. Думаю, никто не взял все девять. Мудрость поровну досталась всем народам. Среди любого племени есть мудрецы.
Адриан. Я согласен с тобой. Мне тоже всегда казалось, что ум распределен между людьми справедливее всего. Никто не жалуется на его отсутствие.
Акива. Если человек чувствует, что ему недостает ума, это означает, что он далеко не так глуп.
Адриан. Какого ты мнения о христианстве?
Акива. Я полагаю, что это неудачная попытка совместить содержание еврейских священных книг с греческими философскими учениями. Первым это попытался сделать александрийский еврей Филон. У него это временами выходило довольно изящно. У Иисуса из Назарета и его последователей это получается очень неуклюже. Это напоминает мне строчку из Горация в его «Науке поэзии», где он пишет о картине, на которой изображена очаровательная женщина с мерзким рыбьим хвостом:
«Лик от красавицы-девы, а хвост от чешуйчатой рыбы —
кто бы, по-вашему, мог, поглядев, удержаться от смеха?»
Адриан. Акива, твоя ученость делает тебе честь, но ничего не проясняет. Девять из каждого десятка людей на свете никогда не слышали о Филоне. Они понятия не имеют ни о ваших книгах, ни о греческой философии. Их влечет к христианам нечто совсем иное. В чем, по-твоему, их главная притягательная сила?
Акива. Возможно, в проповеди того, что все люди — братья и равны между собой.
Адриан. Ты веришь в это?
Акива. Нет. Люди, действительно, братья, ибо происходят от единого отца, прародителя нашего Адама. Но разве братья равны? Есть старший, есть младший, есть совсем малые. Я — за братство, но против равенства.
Адриан. Старшим братом ты видишь свой народ?
Акива. Да. Он возник в незапамятные времена, когда никто не слышал ни о Греции, ни о Риме. Когда Рим, который сейчас некоторым представляется вечным, исчезнет, мой народ все будет жить.