Небо над палаточным городком стояло высокое, безоблачное, и ровный солнечный свет заливал округу на многие доступные взору километры. Далеко на юге в лиловой дымке вырисовывались на горизонте предгорья Копетдага – там оно и зародилось, это землетрясение, унесшее десятки тысяч жизней и искалечившее попутно еще десятки тысяч судеб. Порядок в городке был образцовый. Трудолюбиво и монотонно гудели дизели, все шло своим ходом. На окраине палаточного городка даже начала работать прачечная.
Метрах в тридцати от обедающей команды Папикова прошли два санитара с тяжелыми, горкой груженными носилками, прикрытыми серой клеенкой, и за ними третий санитар с двумя лопатами и кайлом.
– Акимочкин! – крикнул вслед санитарам старшина из лазаретной команды. – Акимочкин, зарывайте без халтуры, не меньше чем на полтора метра. Проверю!
Несшие тяжелые носилки санитары враз мотнули головами: дескать, согласны, поняли.
Александре, проследившей за этой сценкой, не надо было ничего объяснять, она знала, в чем дело. А дело было в том, что санитары несли хоронить ампутированные конечности, а говоря по-людски, руки-ноги, еще недавно бывшие частью молодых людей, которые три дня назад и предположить не могли, что останутся калеками на всю жизнь.
Выпили под баранину, такую вкусную, что под нее было бы грех не выпить.
– А вы по какой статье? – пытливо взглянув на Адама, спросил Папиков.
– По пятьдесят восьмой.
– Тогда налейте еще по рюмке, хороша баранина! – Папиков подождал, пока Адам налил, поднял стопку. – Будем живы, здоровы и благополучны!
Папиков и Адам выпили по полной стопке, а женщинам досталось по половинке.
– Значит, политический, – усмехнулся Папиков. – Я тоже по ней сидел. Как война началась – выпустили.
Адам взглянул на Папикова с явным удивлением.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил его Папиков.
– Ничего, – отвечал Адам, – просто не ожидал, что и вы…
– Я? Да разве я один? Таких сотни тысяч…
– И вы теперь генерал, – сказал Адам.
– Пока генерал, – усмехнулся Папиков, – а надо будет – вспомнят.
– Это я понимаю, – сказал Адам, и его эмалево-синие глаза засветились чувством какой-то особенной родственной приязни к Папикову, и даже не к его судьбе, а к философии, так явственно прозвучавшей в интонациях голоса.
«Когда я буду не нужен, меня ликвидируют, а пока я нужен», – моментально вспомнила Александра слова Адама, сказанные ей давным-давно, еще в той, прошлой жизни… Они тогда только-только познакомились и шли от своего ППГ 3-й линии через мелколесье к полю, в котором были счастливы. Боже мой, как это было давно, но ведь было…