Как и вы, инспектор, — наконец-то встрепенулся Руп. Он достал сигарету, закурил и подчёркнуто положил использованную спичку в пепельницу. — Если честно, я не допускаю мысли, будто вы ждёте, что я поверю всему этому изощрённому бреду. — Он говорил взвешенно и рационально и выглядел более уверенным в себе. — Если у вас за душой нет ничего, кроме этой уморительной болтовни подростка начитавшегося детективных романов, то, полагаю, вы должны немедленно меня отпустить. Но если вы будете продолжать настаивать, мне придётся пригласить своего адвоката Я не стал этого делать раньше, когда вы сообщили мне о моих правах — кстати, я знаю свои права, инспектор! — но я решил, что лучше иметь на своей стороне невиновность, нежели казуиста, однако вы меня довели. У вас нет ни малейшего свидетельства ни одного из тех вымышленных фактов, которые вы ставите мне в вину. Ни малейшего! И если вы не можете придумать ничего лучшего, то, полагаю, в ваших же интересах, не только в моих, немедленно прекратить это дурацкое представление.
— Значит, вы отрицаете мои обвинения?
— Обвинения? Какие обвинения? По-моему, вы не предъявили мне никаких обвинений.
— Вы отрицаете, что та последовательность событий…
— Разумеется, отрицаю! Какого чёрта было разводить всю эту мороку кому бы то ни было?
— Убийце Квина требовалось обеспечить себе алиби. И он его обеспечил. Весьма умное алиби. Как вы видели, все факты в этом деле указывают на то, что Квин в пятницу вечером был жив. Во всяком случае, ранним вечером, и это имело решающее…
— Вы хотите сказать, что Квина в пятницу вечером не было в живых?
— Именно, — медленно выговорил Морс, — К тому времени Квин был мёртв уже несколько часов.
В небольшой комнате наступила долгая тишина, в конце концов нарушенная Рупом.
— Вы сказали, несколько часов?
Морс кивнул.
— Но я не вполне уверен, когда точно он был убит. Очень надеюсь, что вы сможете мне об этом рассказать.
Руп громко рассмеялся и недоумённо покачал головой.
— Вы думаете, что это я убил Квина?
— Именно поэтому вы здесь и находитесь, именно поэтому вы здесь останетесь — до тех пор, пока не надумаете рассказать правду.
Голос Рупа вдруг стал визгливым и раздражённым:
— Но… но я был в Лондоне в ту пятницу. Я же вам говорил. Я вернулся в Оксфорд в четыре пятнадцать. В четыре пятнадцать! До вас что, не доходит?
— Нет, не доходит, — спокойно ответил Морс.
— Ладно, послушайте, инспектор. Давайте выясним хотя бы одно. Думаю, мне будет трудно восстановить, чем я занимался, скажем, с пяти до восьми в тот вечер. Во всяком случае, то, что я скажу, вас не удовлетворит. И вы мне всё равно не поверите. Но если вы решили продержать меня в этом скорбном месте ещё какое-то время, то, по крайней мере, обвините меня в чём-то, что я действительно мог совершить! Ладно, я сел в машину Квина, купил для него продукты и ещё Бог знает что натворил. Будем считать правдой всю эту чушь, если вам так хочется. Можете обвинить меня также в том, что я убил Квина. Двадцать минут пятого — когда хотите, мне всё равно! В пять вечера. В шесть вечера. В семь вечера. Выбирайте. Однако, ради всего святого, будьте благоразумны. Я пробыл в Лондоне где-то до трёх часов, а потом находился в поезде, пока не приехал в Оксфорд. Это вы понимаете? Сочиняйте, если угодно, но, пожалуйста, скажите мне, когда и как я, по-вашему, убил этого человека? Это всё, о чём я прошу.