Двадцать минут четвёртого Бартлет набрал «пятёрку» по внутренней связи:
— Квин, это вы?
— Алло?
— Можете зайти ко мне в кабинет на минутку?
— Простите, я не очень хорошо вас слышу.
— Говорит Бартлет. — Он почти кричал в трубку.
— Простите. Понимаете, я плоховато вас слышу, доктор Бартлет. Я зайду сейчас к вам в кабинет.
— Это как раз то, о чём я вас прошу!
— Простите?
Бартлет в сердцах бросил трубку и тяжело вздохнул. Очень скоро он перестанет звонить этому парню. И все остальные тоже. Это бессмысленно.
Квин постучался и вошёл в кабинет.
— Садитесь и позвольте мне ввести вас в курс дела. Когда вы вчера занимались составлением билетов, я познакомил остальных с некоторыми деталями небольшой… э-э… вечеринки, которая состоится у нас на будущей неделе.
Квин довольно легко схватывал сказанное.
— Вы имеете в виду — с нефтяными шейхами, сэр?
— Да. Это будет весьма важная встреча. Я хочу, чтобы вы это понимали. За последние несколько лет синдикат еле-еле остался при своих, и, видите ли, если бы не наши связи с некоторыми из молодых нефтяных государств, то мы быстро обанкротились бы. Это чистая правда, запросто обанкротились бы. Так вот, мы проконтактировали с нашими школами, расположенными в тех краях, и нас очень просили подумать о новой программе экзамена по новейшей истории. Для начала на обычном уровне. Вы знаете, что это за круг вопросов: Суэцкий канал, Лоуренс Аравийский[5], колониализм, э-э… культурное наследие, разработка природных ресурсов. Такой ют круг вопросов. Как вам кажется, по-моему, гораздо актуальней, чем вариации на тему Алой и Белой розы?
Квин неопределённо кивнул.
— Суть вот в чём: я хочу, чтобы вы подумали над моим предложением до понедельника. Набросайте ваши соображения. Ничего особо не детализируйте. Только план. В понедельник покажете мне.
— Постараюсь, сэр. Не могли бы вы повторить одну фразу? Вы сказали — вариации на тему «Алла имела розу»?
— Алой и Белой розы, молодой человек, Алой и Белой розы!
— Ах да. Простите.
Квин слабо улыбнулся и покинул комнату в глубоком смущении. Он бы не возражал, если бы Бартлет порой шевелил губами немного выразительнее.
Когда Квин ушёл, секретарь полуприкрыл глаза, скривил рот, словно только что выпил ложку уксуса, и обнажил зубы. Он опять вспомнил о Рупе. Руп! Какой однако же осёл!
Весь октябрь самочувствие фунта стерлингов оставалось темой, вызывающей всеобщий, хотя и унылый, интерес. О его значительном обесценении по отношению к другим европейским валютам и доллару торжественно сообщалось (с точностью до сотых долей) во всех выпусках радио- и теленовостей: утро вроде бы начиналось для фунта неплохо, но позже он едва держался на ногах по сравнению со своими континентальными соперниками. Казалось, что фунт случайно привстал на одре, дабы показать миру, что слухи о его смерти преувеличены; однако почти неизменно такая попытка оказывалась непосильной, и очень скоро он опять лежал в прострации, соскальзывал, падал, почти отдавая концы, — пока наконец вновь не привставал на одном локте, скромно хлопал глазами на суетящихся вокруг иностранных финансистов и поднимался на один-два пункта на международном денежном рынке.