— Ох, моя Реми, — говорит она. — Только ты понимаешь.
Я знаю, что она имеет в виду, и все же нет. Я во многом похожа на мать, но не тем, чем я бы гордилась. Если бы мои родители остались вместе и стали старыми хиппи, поющими песни протеста, когда мыли посуду после обеда, то возможно я бы была другой. Если бы я видела, что действительно может сделать любовь, или что это, то возможно я бы верила в нее с самого начала. Но большая часть моей жизнь прошла за наблюдением, как браки совершались и распадались. Поэтому я понимала, да. Но иногда, как недавно, я хотела, чтобы такого вообще не было.
— Но она заполнена.
— Заполненная, но не полная.
Я забираю у него Тайд и откручиваю крышечку.
— Она должна быть полной.
— Я всегда кладу мыло справа, когда она стартует, — говорит он.
— Именно поэтому, — отвечаю я, наливая немного моющего средства, пока вода набирается, — Твоя одежда на самом деле не чистая. Здесь задействована химия, Декстер.
— Это стирка, — говорит он.
— Точно.
Он вздыхает.
— Знаешь, — произносит он, пока я наливаю оставшуюся часть Тайда и закрываю крышку, — У остальных парней еще хуже. Они даже не стирают, не говоря уже о разделении на цветное и светлое.
— Цветное и белое, — поправляю я. — Цветное и светлое вместе.
— Ты настолько все анализируешь?
— Ты хочешь, чтобы снова все было розовое?
Это его заткнуло. Наш короткий урок о стирке этим вечером начался с того, что он поставил новую красную футболку на режим с горячей водой, из-за чего вся его одежда приобрела розовый оттенок. С того случая с пластиковой посудой, я делаю все, что угодно, чтобы не касаться домашних дел, но я не могу игнорировать розового бойфренда. Поэтому я здесь, в прачечной желтого дома, месте, которого я всеми силами избегала из-за огромной кучи нестиранного нижнего белья, носков и различных футболок, валяющихся здесь, часто выпадающих в коридор. Что неудивительно, если учесть, что никто не покупал моющего средства. Только на прошлой неделе, Джон Миллер стирал свои джинсы Палмолив.
Как только начался цикл, я переступила через кипу грязных носков, обратно в коридор, и закрыла за собой дверь, насколько это было возможно. Затем я последовала за Декстером в кухню, где Лукас сидел на столе и ел мандарин.
— Ты стираешь? — спросил он Декстера.
— Ага.
— Снова?
Декстер кивнул.
— Я отбеливаю белое.
Лукас выглядел ошеломленным. Но тем не менее, он был одет в футболку с пятном от кетчупа на воротнике.
— Вау, — сказал он. — Это…
И затем, внезапно, стало темно. Совсем темно. Весь свет вырубило, холодильник прекратил шуметь, свист стиральной машинки затих. Единственным светлым пятном, которое мне удалось увидеть, был фонарь на крыльце соседнего дома.