И затем она идет в кухню, дверь за ней раскачивается.
Крис оказывается на моей стороне стола так быстро, что я не успеваю опустить вилку: он чуть глаз себе не проткнул.
— Какого черта ты творишь? — он шипит на меня. — Что за хрень с тобой происходит, Реми?
— Боже, Кристофер, — говорю я: — Какие выражения. Лучше бы она тебя не слышала, а то заставит остаться после уроков и написать доклад о тех австралийский олушах с голубыми лапами.
Он садится на стул, наконец, убравшись от моего лица.
— Слушай, — он выдавливает из себя слова: — Я не могу ничего поделать с тем, что ты жестокая, озлобленная сучка. Но я люблю Дженнифер Энн и не позволю тебе играть с ней в игры. Слышишь меня?
Я просто смотрю на него.
— Слышишь? — огрызается он. — Потому что, черт возьми, Реми, иногда тебя правда очень сложно любить. Ты это знаешь? Ты знаешь.
И затем он отодвигает стул, бросает свою салфетку и проходит в кухню.
Я сижу. Если честно, у меня такое чувство, что мне дали пощечину: мое лицо даже покраснело и горит. Я просто дурачилась с ним, а он, Боже, так разволновался. За все эти годы Крис был единственным, кто разделял мой нездоровый, циничный взгляд на любовь. Мы всегда говорили друг другу, что никогда не женимся, никоим образом — пристрелите меня, если я это сделаю. Но сейчас он ко всему повернулся спиной. Ну и дурак.
Мне было слышно их из кухни, ее голос тихий и робкий, его — успокаивающий. Еда на моей тарелке остыла, как и мое черствое, черствое сердце. Вы, должно быть, подумали, что я тоже почувствовала себя хрупкой, будучи такой жестокой, озлобленной сучкой. Но нет. На самом деле я ничего не чувствовала, только то, что круг, который и так был мал, стал еще меньше. Может быть, Криса можно так легко спасти. Но не меня. Меня — никогда.
После долгой дискуссии шепотом в кухне, был заключен хрупкий мир. Я принесла свои извинения Дженнифер Энн, стараясь звучать искренне, и страдала от разговоров за шоколадным суфле, пока, наконец, мне позволили уйти. Крис все еще не говорил со мной и захлопнул дверь за моей спиной, когда я уходила. Меня не должно было удивлять, на самом деле, то, что он так легко влюбился. Именно поэтому он всегда проигрывал наше пари: его предсказания всегда были позже, гораздо позже реальных сроков, последний раз — на целых шесть месяцев.
Я сажусь в машину и уезжаю. Перспектива поехать домой выглядит удручающей, там буду только я, поэтому я пересекаю город, еду в район Лиссы. Я торможу перед ее домом, гашу фары и стою у ящика с почтой. В окно мне видно столовую, где она ужинает с родителями. Я думаю о том, чтобы пойти и позвонить в дверь — мама Лиссы всегда быстро приставит еще один стул к столу и накроет еще одно место для обеда — но я не в настроении родительских разговоров про колледж или будущее. По факту, я чувствовала себя готовой отступить. Итак, я пошла к Хлое.