Я кидаю ключи на столик у двери, наклоняюсь и возле моей ноги поднимаю скомканный лист, затем расправляю его по дороге в кухню. У мамы много предрассудков, связанных с ее работой, она печатает только на старой потрепанной пишущей машинке, которую она протащила через всю страну, когда работала фрилансером и писала статьи о музыке для газеты в Сан Франциско. Машинка шумная и выглядит так, словно осталась со времен «Пони-экспресс».[3] Еще у нее есть навороченный брендовый компьютер, но его она использует исключительно для раскладывания пасьянсов.
В правом верхнем углу страницы, что у меня в руках, стоит номер А1, и начало весьма типично для моей матери.
Мелани всегда относилась к тому виду женщин, которые любили бросать вызов. В своей карьере, любви, душе она находила вещи, которые заставляли ее бороться, проверяли ее решимость, делали победу желанной. Войдя в отель Плаза холодным ноябрьским днем, она стащила с головы шарф и отряхнулась от дождя. Встреча с Броком Доббином не входила в ее планы. Она не видела его после Праги, когда они расстались так же скверно, как начали встречаться. Но теперь, год спустя, когда до ее свадьбы осталось совсем немного, он вернулся в город. И она здесь, чтобы встретиться с ним. В этот раз она победит.
Она была
Она была… что дальше? После последнего слова только чернильное пятно, растекшееся до места, где лист был вырван из машинки.
Я продолжаю собирать листы с отвергнутыми вариантами, сжимая их в руке. Они не слишком различаются.
В одном, под номером IIА, действие происходит не в Нью-Йорке, в другом — Брок Доббин становится Доком Броббином, затем снова все меняется обратно. Вроде бы небольшие детали, но моей матери всегда нужно время, чтобы войти в колею. Но как только ей это удается — берегись. Она закончила свою последнюю книгу за три с половиной недели, и это был достаточно толстый толмут, чтобы им можно было придерживать дверь.
Звуки музыки и пишущей машинки становятся громче, когда я вхожу в кухню, где мой брат Крис гладит себе рубашку на столе. Солонку с перечницей и держатель для салфеток он передвинул на самый край.
— Хэй, — говорит он, убирая волосы с лица. Утюг шипит, когда он его поднимает, затем брат приглаживает край воротничка, сильно надавливая.
— Ну и как долго она это делает? — спрашиваю я, достаю мусорное ведро из-под раковины и выбрасываю туда листки.
Он пожимает плечами, выпуская пар из утюга и разминая пальцы.
— Пару часов, как мне кажется.
Я выглядываю из-за него, через столовую прямиком на веранду, где могу наблюдать свою мать, сгорбившуюся над печатной машинкой. Рядом с ней стоит свеча. Мама усиленно работает. Всегда странно наблюдать за ней. Она уходит в себя и всем телом набрасывается на свою работу, словно иначе нужные слова не придут на ум достаточно быстро.