– Ань, где ты целый день пропадаешь? Тебя главный искал…
Я на ходу отмахнулась от участливого тона Олега, даже не поинтересовавшись тем, что он меня наверняка отмазал. И сделал за меня мою работу. И, кроме того, он был МОЙ ДРУГ. И он был НАШ. Кто же тогда тот, кто лежит в палате? Кто?! И почему же мне так больно – как никогда в жизни?!
Я влетела в палату к НЕМУ, встала так, будто ОН мог меня видеть, и выпалила:
– Как ты мог?! Только скажи мне: как ТЫ мог?!!
Разумеется, он не открыл глаз. И ничего не ответил. Но то, что случилось дальше, потрясло меня даже больше, чем весь сегодняшний день, вместе с Жуком, его откровенным рассказом, нашими вопросами и ответами.
ОН плакал!! Из-под закрытых век катились слезы! Такие же слезы, как у меня час назад. Я стояла потрясенная и смотрела… а они скатывались прямо ему на шею и текли дальше – под одеяло.
Возможно, он не осознавал, что плачет, но я… Неужели Я не понимала, что со мной: как я теперь могу его ЛЮБИТЬ?? Но я, тут уж сомнений не оставалось, его любила: я ринулась к нему и прижала его голову к себе… баюкая, утешая, раскаиваясь в том, что только что сказала… что пустила к нему этого Жука, и одновременно радуясь, что произошел некий новый прорыв… Он плачет – значит, он чувствует! И он очнется! Очнется!
– Я не верю… – шептала я. – Слышишь? Я не верю… тебя тоже обманули… заставили. Ты не стал бы его убивать… никогда. Я же знаю. ЗНАЮ!
У меня в кармане настойчиво завозился телефон. Наверное, это разгневанный главный… Я машинально нажала на кнопку и ответила:
– Да?
Но это был все тот же Жук… И что ему не ехалось обратно?!
– Доктор Мурза? – зачем-то спросил он.
– Я самая.
– Знаете… я тут подумал. Он, выходит, мне тоже жизнь спас? Если бы он меня убил… никто вообще ничего бы не узнал. И деньги… Без них мы бы не выбрались обратно.
Я молчала – просто не знала, что ответить.
– Может быть, он все же жертва… обстоятельств? Почему… почему вы молчите?
Что я могла ему ответить? Однако было одно – то, о чем я НЕПРЕМЕННО хотела сказать ему, этому Андрею Жуку:
– Он плакал.
– Как?.. – опешил он.
– Плакал. Я пришла в палату, и он вдруг расплакался.
– Так он что, очнулся?!
– Нет. Все по-прежнему.
– Но он… очнется? – осторожно спросил Жук.
– Я не знаю, – откровенно ответила я.
Да, сегодня все по-честному: вопросы, ответы…
– Слезы – это, наверное, хорошо. Но я правда, не знаю. Это первая… первая кома в моей практике.
Первая кома в практике. Первая любовь. Настоящая. Горькая. Наверное, ненужная.
– Я позвонил потому, что забыл вам сказать, как его зовут. Это важно?