– Работаем! – рявкнул на красавчика грузный, с тяжелым голосом, в котором я уже признала самого завотделением. – Бегом ставим на ИВЛ!
Наглый испарился в одно мгновение, так, что я даже засомневалась – был ли он вообще? Не привиделся ли он мне, впрочем, как и все только что происшедшее?
Однако завотделением был более чем реален – наверное, он был всамделишнее, чем мои тряпка, ведро и мокрые перчатки, которые я уже выудила из грязной воды.
– Фамилия как? – не слишком вежливо осведомился он, хотя и имя, и фамилия были проставлены у меня на бейджике.
– Мурза. Анна Мурза.
– Действительно с красным дипломом или так – соврала для красного словца?
– С красным, – упрямо подтвердила я.
– Специальность какая? Не косметолог часом?
О, так мы и шутить умеем! Хотя мне пока не до шуток. Я все еще дрожу, как пружина, которой слишком долго не давали воли и которая вдруг вырвалась на свободу.
– Торакальная хирургия.
– О как! Подходяще. И реанимацию, я смотрю, хорошо знаешь. А полы чего моешь? Или зарезала уже кого?
– Волонтер, – бросила я сквозь зубы. – Веление сердца.
Мне уже хотелось уйти отсюда подальше, снова погрузиться в унылую, рутинную, но такую спасающую от чувства вины работу – однако главный все не отставал:
– Ага! Веление сердца – это прекрасно. А в реанимацию как – тоже оно, сердце? Как ты туда сегодня попала, а?
– Нечистый попутал. Больше не буду.
– Будешь, будешь… талант не пропьешь, даже если тряпкой каждый день махать. А Ваня Мурза тебе кем приходится, красна девица?
Я, наверное, действительно была уже цвета переспелой свеклы – к нашему разговору прислушивались любопытствующие, кто-то бросал откровенные взоры, кто-то просто остановился и смотрел в упор, радуясь бесплатному развлечению. Я нехотя буркнула:
– Анна Ивановна я.
– Ух ты! Анна Ивановна, значит? Ну, привет отцу передавай. Когда-то на одном потоке учились и даже за одной девушкой ухаживали! Так-то вот. Ты, Анна Ивановна, когда то, что тебе сердце велит, домоешь, зайди ко мне… часа через два, пожалуй. Тяжелых сегодня много. Поговорим с тобой за жизнь, покурим.
Ну что ж… покурим так покурим!
Егор
– Ты, млять, не выеживайся! Тебя, млять, в дело взять предложили, а ты, на хер, млять, благородного из себя строишь! Видали мы таких! Да кто ты такой ваще, млять!
Кто я такой, я действительно стал понимать только сейчас. И кто такие мы все – те, кого здесь называют народной армией, или ополченцами. К народу мы имеем весьма опосредованное отношение. Модное же слово «маргиналы», которое в последнее время стали часто употреблять по отношению к «защитникам Донбасса», подходит всем этим людям, да и мне самому так же, как корове седло. Никакие мы не маргиналы, больше всего мы, пожалуй, похожи на сомалийских пиратов. Отщепенцы, невероятный сброд: с миру – по романтику, с помойки – по отрыжке. Мы кое-как вооружены, наскоро обучены и представляем реальную угрозу только для мирного населения. Так же и с пиратами. Если им дают решительный вооруженный отпор, они, как правило, предпочитают искать более легкую добычу. Однако если не вникать глубоко и не судить строго, то наше, то есть ДНРовское ополчение некоторым может показаться настоящей армией. Не современной армией – до нее нам еще расти и расти – но той самой армией старого совкового типа, в которой мне так и не довелось послужить. Меня признали негодным к строевой по причине давнего компрессионного перелома, полученного еще в детстве, но который в призывном возрасте моя матушка постаралась раздуть до травмы, совершенно несовместимой – нет, не с жизнью, но с пребыванием в том месте, где люди, собранные злою волею военкома, по ее представлению, должны были два года драить унитазы собственными зубными щетками и строить генералам дачи.