Я прижал край одеяла к своей груди.
— Маше можно доверять, — добавила охотница, встав на пол босыми ногами.
Она подошла к зеркалу и критически взглянула на отражение своего лица, откинув за плечи волосы.
— Вам помочь одеться? — предложил я.
— Не прикасайтесь ко мне… пока, — Полина взяла флакончик духов и я накрылся одеялом с головой, чтобы не чихнуть.
Но все же я подсмотрел одним глазом, как она опрыскивала свое идеальное тело Венеры ароматной водой, и словно бы возрождалась из благоухающей пены, очищаясь от скверны моих прикосновений.
— Останьтесь здесь, и носу не кажите за пределы дома, — шепотом столь тихим, что разве что вампир способен был его разобрать, приказала она, взяв «рабочую» одежду со стула.
— Вы надолго покидаете меня?
— По всем приметам на целый день, — поспешно одеваясь, Полина мельком глянула на меня. — Но к вечеру найду я способ вас освободить.
— Волк подкрался к дому. Слышны мне мягкие шаги. А ну как он в окно?
— Уместна не всегда фантазия поэта. Вы б соснули лучше.
— Разве я уснуть смогу?
— В том нет сомненья, — она погладила мой живот и кисло улыбнулась, думая об умирающем теленке.
— Я виноват пред вами, Полина. Я подвел ваше доверие. Сможете ли вы меня простить?
— Здесь виновата только я. И как мне поступить? Корить себя, или забыть о том? Уж лучше я забуду. Отдыхайте, Тихон.
Уложив волосы в пучок, Полина широким мужским шагом вышла из спальни… Она покинула меня, но я надеялся, что на короткое время.
Полина исчезла на весь день, и почти что на всю ночь. За проведенное в одиночестве время я попытался отдохнуть по ее совету. Куда уж там! По городку долго носились волки, при этом Фимка шумел больше всех, потому что его за малолетством не брали на облаву. На мизерный промежуток наступила тишина, но я опять-таки не смог уснуть — отвык от воздушных перин, прикосновение к коже скользкого шелка меня нервировало, а запах духов щекотал в носу. Когда меня наконец пленила дремота, на улице подрались петухи, разбудив всех собак. Следом я выслушал двухчасовое праздничное выступление певчих церковного хора на городской площади. Потом открылся базар, а к вечеру на улицах разгулялась молодежь. Правда, о сне я забыл намного раньше. Я исследовал дом Полины — сперва с тривиальной целью — найти посуду, в которой можно оставить «для хранения» надежно закупоренные «метки». После осуществления первостепенной цели, когда в голову мне ударило вещество значительно благороднее мочи, я без смущения влез в охотничий архив Полины, стал перелистывать ее служебные записные книжки и папки, откопал и копию собственного дела с несколькими отпечатанными моими портретами в обоих «форматах» — толстом и тонком. Автором последнего — тонкого «формата» значился Константин Толмин. Лежал в той папке и еще один портрет. На нем был изображен крупный молодой мужик с густой черной бородой и добродушно приподнятыми бровями. Стоял он, подбоченившись, в узкой притолоке кузницы. Позади него виднелись цепи, подковы на крючках. Это был мой сын!!!