– Саш, смотри, что я нашла. Это не та кровь, которую ты потерял?
Ее взгляд миновал реквизитора (тот был вне всякого подозрения, иначе он не стал бы обращать всеобщее внимание на пропажу банки), но при этом Ника цепко и быстро, боясь не успеть, ухватила реакцию каждого из присутствующих.
И была разочарована. Ничего, кроме вялого удивления, вежливой улыбки или равнодушного переглядывания: реквизит пропал – реквизит нашелся, что тут такого. Никто не смутился, не помрачнел, не заволновался и уж точно не выдал себя. Лишь Рокотская улыбнулась своим мыслям, поглаживая урчащую на коленях Марту. Саша радостно поблагодарил и поставил банку перед собой. Вид крови возле тарелки с едой его ничуть не смущал.
Конечно, она не предполагала, что кто-нибудь бросится к банке со словами: «Эй, отдайте, я еще не облил гримерку Корсаковой кровью!» – но все равно огорчилась. Тем более что на этом детективные идеи Ники иссякли. Она могла бы придумать что-нибудь еще, но ситуацию сильно осложняла сама Римма. Через день после происшествия с запертой дверью гримерки она вернулась к репетициям, но внутри ее что-то сломалось, поникло. Она больше не придиралась к коллегам, не отпускала рискованных замечаний, не ходила с видом заносчивой принцессы, а все свободное время держалась рядом с Никой. В ней актриса вдруг распознала свою спасительницу и избавительницу от ночного кошмара и накрепко привязалась. В буфет и на репетицию, в танцкласс и даже в туалетную комнату Римма старалась увязаться за Никой, забыв, что еще недавно приятельствовала с Милой Кифаренко. Паша, которому Риммино присутствие возле сестры было не по вкусу, мог вздохнуть спокойнее.
В разговорах Римма не касалась той ночи и утра, когда Ника вызволила ее из гримерки. Через несколько дней она пришла в театр со свисающим с шеи ожерельем из грубой бечевки и привязанных на нее белых головок чеснока. И когда Трифонов отпустил шутку в адрес вампирского амулета, актриса лишь недобро глянула на него и спрятала ожерелье под шелковый платок. Она боялась. Настолько, что не стеснялась выглядеть смешной. Настолько, что больше не играла в страх.
Стараясь не думать о плохом или серьезном, с новой приятельницей Римма говорила о всякой ерунде, подругах, которых Ника не знала, и магазинах, в которые Ника не ходила. Но еще Римма часто упоминала Кирилла, и тогда внимание Ники Ирбитовой было ей обеспечено. Так выяснилось, что Кирилл жестоко страдает после каждого занятия по хореографии, а теперь и после каждого прогона спектакля, во время которого ему приходится участвовать в танцевальных интермедиях.