Оставив Сириуса и наблюдать за состоянием новы, я вышел из подземелья и остановился перед стеной, глядя на черные камни в ее основании. Охота Музы не давала мне покоя. Зачем ей машина…
Мысли плясами в голове и сквозь них то и дело проблескивали яркие всполохи идей. Они, как мухи, кружили совсем рядом, но поймать их слету мне никак не удавалось. Дорожный камень и брильянтовая броня, дорожный камень и бриллиант… Я снова внимательно присмотрелся к большим черным булыжникам, на которых покоилась стена, и в голове как молния высветилось на миг единственное слово — «углерод».
Если дорожный камень — это модификация углерода, например, какая-то разновидность графита, то при определенных условиях из него можно получить алмаз. Не этого ли добивается Муза, ведь после последней нашей встречи ее идеальная броня несколько прохудилась.
Может я вовсе не первый, кто сумел нанести ей подобные увечья? Вот она и ищет теперь, чем залатать свою драгоценную шкуру. И если машина механиков производит графит из находящегося в земле углерода, то, возможно, она может преобразовывать его и в алмазы. С помощью какого-нибудь Артефакта, например…
Стоп! Я разочарованно помотал сам себе головой. Нет, это уже какая-то средневековая алхимия с философскими камнями получается. А, хотя… Камень Пути ведь по словам Механика может уплотнять материю. А что надо для получения алмаза? Насколько помню, необходимо создать огромное давление. И если мы уплотним металл, из которого состоит машина, она сможет выдержать любое давление, и ее не разорвет на куски… Вот оно значит, что….
Желая проверить догадку, я вновь поспешил к Механику, но он не стал со мной беседовать, указав на спящую Азию:
— Следи за ней, а я пойду наверх, нужно отыскать там кое-какие лекарства.
Азия спала на послеоперационной кровати-каталке. Спала крепко, совершенно неподвижно, так, что даже дыхание не было заметно глазу. Я сел на стул рядом и стал наблюдать за ней, пытаясь отыскать в бездыханном на первый взгляд теле признаки жизни.
Бледное лицо, посиневшие губы, волосы, рассыпанные по подушке светлыми гибкими змеями. Тонкая простыня красноречиво обволакивает все изгибы тела. И даже беглому взгляду заметно, что тело новы сильно изменилось, стало уже, меньше и худощавее. Исчезли гипертрофированные мышцы, будто здулись, подобно надувным шарам.
Сидя подле нее я думал, как она переживет эти физические изменения, решив со своей стороны сделать все возможное, чтобы поддержать ее.
В памяти возникло уродливое, нечеловеческое лицо Музы, ее блистающие щупальца, завивающиеся в воздухе кольцами. «Не помнишь, зачем явился сюда?» — странный вопрос, даже при моем привычном склерозе. Что эта тварь знает про меня такого, чего я сам не ведаю? Почему Муза уверена, что я пришел в Совет за ней? И о какой миссии все-таки шла речь? Что-то подсказывало мне, что это была не очередная путаница с дрейковыми разведчиками. Муза говорила уверенно и конкретно, да и не похожа она на того, кто часто заблуждается…