— В семнадцать лет я был стрелочником государства нашего. Девчата в двадцать три обретут высшее образование. В таком возрасте я кочегарил. И только в тридцать стал командиром паровоза.
Он тяжело задумался, прислушиваясь к далекому гулу прошлого, и вдруг с изумлением воскликнул:
— Мать! А ведь дочерей-то мы вспоили-вскормили! Давно ли вот здесь их зыбки качались? Истекает наша жизнь, в них перелилась.
Варвара Федоровна вдруг заплакала.
— Вырастили... И оглянуться не успеешь, как выпорхнут и улетят из родного гнезда!
— Успокойся, мама! Вот чудачка! — Славка размашисто обняла ее.
— Родителей почитать надо... Слушаться отца с матерью, — вставила Парунья.
— Не век же с вами, стариками, вековать! пробубнил дядя Вася, обгрызая баранье ребрышко.
— Это уж конечно, как сами... Их дело... кротко промямлил дядя Ульян.
Отец поднялся из-за стола, подошел к дочерям. Они встали. Отец вытащил из кармана двое маленьких часов. Завел сначала одни, сверил со своими и надел на тонкую руку Аси, завел другие и тоже сверил со своими и застегнул ремешок на полной руке Славки. Поцеловал дочерей, промолвил:
— Смотрите на эти часы и размышляйте: время бежит быстро, а добрых дел много. Поняли?
Он чокнулся с ними и выпил. Не было в жизни Иллариона Максимовича минуты более торжественной.
А за окнами вскрикивали горластые паровозы, со свистом выбрасывали пар, вагоны переговаривались звоном буферов, шумели проносившиеся товарники, пассажирские. Всю жизнь Илларион Максимович жил рядом с этой великой дорогой, всю жизнь служил ей...
После третьей рюмки, когда все оживились, разгоревшийся отец сказал весело и твердо:
— Вот так, девчата! Давайте сейчас и договоримся. Там насчет моря, и все такое, помечтали и хватит. Теперь в институт попасть — это вам не баран чихнул. Институт горбом заслужить нужно. Я устрою вас на дорогу. Вокруг нее множество народу кормится. Дорога жизни! А там оглядитесь и выберете специальность по душе. Можно пойти в транспортный институт. Мы железнодорожная держава!
Сестры, потупившись, молчали, крутили кисти скатерти.
— Надо, чтобы, конечно, специальность питание обеспечивала и чтобы в одежде не нуждаться, — степенно проговорил дядя Ульян.
— Куда отец с матерью благословят — туда и идите, — увещевала Парунья.
Сестры поморщились. Каждое ее слово раздражало.
Голося и выбрасывая клубы дыма и пара, подкатил пассажирский. В пустой тарелке задребезжала вилка.
— Мы, папа, твердо решили пойти в мореходное училище! — тихо и как можно мягче проговорила Славка, не поднимая глаз.
— Какие же из вас моряки... в юбке! — шутил отец.