Любовь к истории. Ч. 2 (Акунин) - страница 51

Гораздо проще разделить Русского Человека на двух персонажей, один из которых членам Благородного Собрания симпатичен, а второй отвратителен.

«Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре» © В.И.Ленин

Наш русский «доктор Джекилл» — не человек, а мечта: умом устремлен к звездам, душой — к людям, да еще великодушен и немелочен. С примерами хоть из литературы, хоть из жизни проблем у вас, я думаю, не возникнет. Кто из соотечественников, по-вашему, именно таков?

Наш русский «мистер Хайд» — пьяноватая и безответственная скотина, трусящая начальства и попеременно одолеваемая то комлексом неполноценности, то комплексом превосходства. За конкретными примерами, увы, тоже далеко ходить не придется, правда? Но в комментах прошу их не приводить — скучно.

Вот и получается, что наша дискуссия не столь бессмысленна, как сочли некоторые из ее участников. По крайней мере, мы выяснили, с какими качествами в себе нам нужно бороться, а какие стимулировать. Уже немало.

В заключение изложу свой собственный взгляд на предмет. Не хотел делать этого до начала обсуждения, чтоб оно не зациклилось на правильности/неправильности моего частного мнения.

Сущностно я согласен с теми, кто написал, что всякая прононсированная характеристика является одновременно и достоинством, и недостатком.

Если бы мне пришлось выделить одну-единственную, главную и, так сказать, типообразующую черту «русскости», я бы назвал крайнюю размытость чувства меры. Стереотипизированный русский человек не знает меры ни в хорошем, ни в плохом.

Вероятно, исторически это объясняется географическими просторами, отсутствием границы (то есть меры) с восточной стороны: катись себе куда глаза глядят — хоть 500 лет, пока не упрешься в Тихий океан.

Или, может быть, причина в православии — наименее приземленной и наименее дисциплинирующей разновидности христианства (это частное суждение автора, которое он никому не навязывает и на истинности которого не настаивает — короче говоря, IMMHO, где второе М означает “most”).

Возможно также, что неоформленность наших экзистенциальных контуров обусловлена постоянным и бесконтрольным давлением государства на население. На длительное ограничение свободы психика обычно реагирует взрывным образом: периоды подавленности, сжатия сменяются пружинообразным расширением. Переход от рабской покорности к пугачевщине случается в один миг.

Русскому национальному характеру всегда всего мало, у нас есть серьезная проблема с поиском золотой середины. Чаще всего это плохо; иногда — в периоды крайнего общенационального напряжения — эта характеристика оказывалась спасительной.