Моему редактору Бет Мичем, ставшей моим другом, советником и защитником в процессе работы над этой и многими другими книгами.
Читателям, неустанно писавшим мне, требуя вернуться к саге об Эндере; их одобрение и поддержка очень помогли, пока я продирался сквозь дебри самого трудного из проектов, который мне когда-либо приходилось реализовывать.
Фреду Чэппелу, возглавившему семинар писателей, состоявшийся в Университете Северной Каролины, Гринсборо, за то, что он любезно просмотрел первый набросок истории Цин-чжао и высказал свои замечания.
Стану Шмидту из «Аналога» за то, что он с радостью согласился опубликовать такую чрезвычайно значительную часть романа, как история «Во Славе Блистательной».
Моим помощникам Лэрэйн Мун, Эрин Эбшер и Вилларду и Пегги Кард, которые, каждый по-своему, предоставили мне полную свободу и помощь, так необходимые, чтобы вообще писать.
Моим друзьям, таким как Джефф Альтон и Филип Эшер, которые, прочитав первые страницы романа, помогли мне увериться в том, что подобная каша из характеров и всевозможных мотивов действительно имеет смысл.
И моим детям Джеффри, Эмили и Чарли, безропотно прощавшим мне неуживчивость и раздражительность, которые, кажется, всегда сопровождают мои приступы писательской деятельности, и позволившим мне позаимствовать из своего жизненного опыта некоторые моменты для характеров персонажей, особенно дорогих мне.
Но прежде всего я хочу выразить благодарность моей жене Кристине, которая достойно перенесла все этапы создания книги, задавая вопросы, исправляя ошибки и противоречия и, самое главное, так искренне реагируя на особо удавшиеся места повествования, что это питало мои силы на протяжении всей работы. Абсолютно не представляю, кем бы я был, каким писателем, каким человеком, если бы ее рядом со мной не было… и искренне надеюсь, что мне никогда не придется приобрести такой опыт.
– Сегодня один из братьев обратился ко мне со словами: «Как это, наверное, ужасно – все время быть прикованным к одному месту…»
– И что ты ему ответил?..
– Я сказал, что сейчас располагаю куда большей свободой, нежели он. Неспособность двигаться освобождает меня от обязанности действовать.
– Вы, говорящие на языках, такие лжецы.
Хань Фэй-цзы сидел в позе лотоса на голом деревянном полу у ложа умирающей жены. Он, должно быть, задремал, но ее легкий вздох мгновенно пробудил его – дыхание ее было невесомо, словно ветерок, поднятый взмахом крыльев пролетающей мимо бабочки.
Цзян Цин, по-видимому, уловила момент его пробуждения, ибо, до этого не произнеся ни слова, сейчас заговорила. Голос ее едва звучал, но Хань Фэй-цзы прекрасно слышал жену, так как во всем доме царила полная тишина. Он попросил своих друзей и слуг вести себя как можно тише, пока угасает жизнь Цзян Цин. В ту долгую ночь, которая вот-вот наступит, хватит времени вдоволь нашуметься.