– Очень глубоко, – заметила Цзян Цин.
– Будь я японцем, я бы совершил сеппуку, расплескав свои внутренности поверх пепла от твоих останков.
– Получится мокро и грязно, – ответила она.
Он улыбнулся:
– Тогда я предпочел бы стать индусом, чтобы совершить самосожжение на твоем погребальном костре.
Но у нее уже пропала охота шутить.
– Цин-чжао, – шепнула она.
Она напоминала, что для него непозволительна такая роскошь, как умереть вместе с ней. Надо, чтобы кто-нибудь позаботился о маленькой Цин-чжао.
– Как мне воспитать ее, чтобы она стала такой, как ты? – уже серьезно спросил Хань Фэй-цзы.
– Все хорошее во мне, – ответила она, – берет начало в Пути. Если ты научишь ее повиноваться богам, чтить предков, любить людей и служить правителям, меня в ней будет ровно столько, сколько тебя.
– Я мог бы дать ей знание Пути, как его вижу я, – задумчиво проговорил Хань Фэй-цзы.
– Нет, – возразила Цзян Цин. – Путь не есть часть тебя, муж мой. Даже несмотря на то, что боги каждый день разговаривают с тобой, ты все равно настаиваешь на своей вере в мир, где все можно объяснить естественными причинами.
– Я повинуюсь богам, – сказал он, про себя же с горечью подумал, что у него просто нет выбора и даже малейшая отсрочка ритуала – настоящая пытка.
– Но ты не знаешь их. Ты не любишь их творений.
– Суть Пути заключается в том, чтобы любить людей. Богам мы только повинуемся. – «Да и как я могу любить богов, которые унижают и мучат меня при каждом удобном случае?»
– Мы любим людей, потому что они создания божьи.
– Не стоит поучать меня.
Она вздохнула.
Эта печаль ужалила его, подобно ядовитому пауку.
– О, если бы ты всегда могла поучать меня! – воскликнул Хань Фэй-цзы.
– Ты женился на мне, потому что знал, что я люблю богов и что эта любовь полностью отсутствует в тебе самом. Так я дополняла тебя.
Как он мог спорить с ней, когда знал, что даже сейчас ненавидит богов – за все, что они всегда делали с ним, за все, что они заставляли его делать, за все, что они отняли у него, чего лишили?
– Обещай мне, – промолвила Цзян Цин.
Он понимал, что означают эти слова. Она чувствовала дыхание смерти; она возлагала ношу своей жизни на него. Ношу, которую он с радостью примет. Потерять на Пути Цзян Цин – вот чего он больше всего страшился эти годы.
– Обещай, что ты научишь Цин-чжао любить богов и всегда следовать Пути. Обещай, что ты взрастишь ее моей дочерью, равно как своей.
– Даже если она никогда не услышит гласа богов?
– Путь принадлежит всем, не только тем, с кем общаются боги.
«Может быть, – подумал Хань Фэй-цзы, – но говорящим с богами куда легче следовать Пути, потому что им за каждое нарушение негласных правил приходится платить поистине ужасную цену. Обычные люди свободны; они могут покинуть Путь и не сожалеть о том годами. Говорящему с Богами ни на час нельзя оставлять Путь».