— Это вы, Мичель?
Таможенный поднял глаза. Сначала он не мог различить, кто с ним говорил.
— Вы не узнали меня, Мичель? Довольно светло. Берегитесь, чтоб не заснуть, как бедный Билз.
— О! Это вы, мистер Рэвенсберд. Нет, сэр, я поберегусь. Мы думаем, что, должно быть, на этом самом месте он сел и задремал, если только он задремал. Мы говорили между собою, что напрасно заставляют нас ходить по этому месту. В некоторых местах — вот, например, здесь, так узко, что повернешься с трудом. Билз скорее поскользнулся и утонул, таким образом, чем заснул.
— Если вы убедите в этом офицеров и они избавят вас от дежурства, контрабандисты будут благодарны вам.
— Вовсе нет, сэр. Они могут перевести нас наверх, и там мы будем вне опасности. В нынешнее время контрабандистов мало.
— Трусливы же вы, если воображаете, что тут опасно. Ребенок мог бы уберечься тут.
— Может быть, если постоянно будешь остерегаться, но ведь иногда остерегаться перестаешь.
Рэвенсберд засмеялся.
По милости того, что вы пьете, чтоб согреться в холодную ночь.
— Мы ничего не пьем и не смеем пить, а то мы можем лишиться места. Не наклоняйтесь так далеко, мистер Рэвенсберд, у вас может закружиться голова.
— Нет, — отвечал Рэвенсберд. — Я люблю смотреть с высоты, у меня нервы крепкие.
— А я не люблю. И падение было бы прескверное; наверно, разбились бы все члены, и жизни можно лишиться. Доброй ночи, сэр.
— Я не желаю упасть. Доброй ночи, если вы идете вперед. Я думаю, скоро начнется прилив.
Таможенный прошел, а Ричард Рэвенсберд воротился к развалинам. Только что он вошел туда, как увидел, что кто-то приближается по направлению от Дэншельда, и узнал Герберта Дэна.
— Софи была права! — воскликнул Рэвенсберд.
До самой этой минуты в его душе было некоторое сомнение. Дэн подходил свистя; он прислонился спиною к оконной раме, покрытой плющом, и посмотрел в направлении замка. Облокотившись о развалины, он мог не бояться, что его увидит прохожий с дороги.
Она скоро пришла; закутавшись в салоп, она шла быстро. Герберт Дэн пошел к ней навстречу, а Рэвенсберд спрятался внутри развалин и произнес, конечно, не благословение на вероломство. Герберт Дэн обнял ее, и они быстро прошли через капеллу на открытую местность, или, лучше сказать, пробежали, потому что молодая девушка, казалось, была в нетерпении. Рэвенсберд спрятался в самом темном углу, когда они проходили, а потом потихоньку выглянул, когда они прошли между капеллой и утесами; она с любовью цеплялась за его руку.
— Любезный капитан дома сегодня? — Рэвенсберд слышал, как спросил Герберт Дэн.