Так вот что значит — быть поглощенным собственной магией…
Последнюю трезвую мысль я сопроводила попыткой придать лицу более-менее пристойное выражение — на тот случай, если мою героическую ледяную статую потомки решат водрузить где-нибудь в центре города на почетном постаменте.
Холодно… очень. Но боль ушла, и тело, вопреки стенаниям разума и инстинктов, принимает это с благодарностью.
А дыхание у смерти совсем не смрадное: пахнет мятой, озоновой свежестью и чем-то еще, таким знакомым…
Блаженная темнота. Забытье.
* * *
— Лис! Лис, очнись! — кто-то грубо тряс меня за плечи.
Я застонала, пожелав незваному доброжелателю, кем бы он ни был, катиться к чертям собачьим — мысленно, потому что губы не слушались. Как и все тело.
— Лис, раздери тебя горгулья! — После весьма ощутимого шлепка по щеке я наконец соизволила открыть глаза.
Надо мной склонилось бледное лицо Дея — такое знакомое и в то же время очень непривычное без очков. Я слабо улыбнулась, разглядев несколько веснушек на кончике длинного носа.
Дей искривил губы и вдруг прижал меня к себе с такой силой, что я клацнула зубами о пуговицы его файтона.
— Лис, глупая лисица, я думал… думал, что…
Его прерывистое дыхание щекотало затылок, я слабо заворочалась в попытке избавиться от удушливых объятий. Но он лишь крепче прижимал к себе.
— Дей, задушишь же…
Он спохватился, разжал руки. Светлые глаза взволнованно шарили по моему лицу.
Я с каким-то вялым облегчением подумала, что, кажется, действительно все еще жива. И наверняка ужасно выгляжу, с синими от недавнего холода губами и залитым кровью подбородком. Мысли текли медленно, как кисель. Очень хотелось спать.
Теперь грудь Дея с рядом блестящих круглых пуговиц казалась гораздо привлекательней — захотелось склониться к ней, почувствовать себя квелой кисейной барышней под защитой благородного джентльмена. Хотя, конечно, вряд ли джентльмен будет счастлив, если в такой романтичный момент барышня захрапит, как пьяный сапожник.
Взгляд упрямо цеплялся за пуговицы… Что-то с ними было не так. Надо сказать, во всем облике Дея было что-то незнакомое, странное, но пуговицы волновали меня особенно сильно. Они были медными. Отличительная черта студенческой формы — серебряные пуговицы, медные же… имели право нашивать на свои файтоны только инквизиторы.
— Как давно? — тихо спросила я, исподлобья посмотрев на Дея.
Парень отвел глаза, пожевал губами.
— Месяц, — ответил он глухо.
Я нахмурилась. Вот значит как. Месяц назад по академии поползли слухи о якобы бесчестном происхождении Деймуса Гракха, и вряд ли его немедленное вступление в ряды Инквизиции — простое совпадение… Маги-инквизиторы — своего рода элита, независимая от чистоты крови и знатности рода, априори свободная от законов и предрассудков общества… Вот почему все так рвутся туда. Но стать инквизитором в его возрасте, не закончив академию…