— Псы? — ласково подсказал Верховный.
— Да, псы! Рагхар меня побери, ваши псы!
— Увы, таковы новые правила Испытания. Магистры могли помешать процессу отсева.
— У вас нет права, Доминик, — ректор глубоко вздохнул и сжал кулаки, пытаясь успокоиться, — сейчас середина учебного года. К тому же студенты вольны самостоятельно принимать решение об участии в Испытаниях… Это… это просто варварство какое-то! Я немедленно отправляю прошение в Сенат, и, клянусь пресвятой Туанской девой, у вас будут большие неприятности!
— Амадэус, может быть, обсудим это в другом месте?
— Я не стану ничего с вами обсуждать, господин Фран. — Ректор уже полностью взял себя в руки, на лицо вернулись собранность и ледяное спокойствие. — Вы подвергли жестокому истязанию моих студентов и поплатитесь за это.
— Ну что ж, раз вы настаиваете… — Верховный вздохнул в наигранном сожалении, с демонстративной медлительностью вытянул из внутреннего кармана пиджака небольшой кожаный тубус. — Вот, читайте. Указ сенатора «О военной мобилизации магов».
Амадэус развернул свиток, быстро пробежал глазами. Лицо его стало вдруг растерянным и беспомощным, как у заблудившегося в толпе ребенка.
— Как же так… — Он с машинальной аккуратностью вернул свиток в тубус, обвел глазами зал. При виде меня ректор сморщился и словно бы враз постарел на добрый десяток лет.
— Они ведь еще совсем дети, Доминик…
— Война не знает возраста, Амадэус. Ей не важно положение в обществе, богатство или чистота крови. В гвардии все равны. Я обещаю тебе, что буду заботиться о них, как о собственных детях. И ни один волосок не упадет с их голов напрасно. — Амадэус смотрел в пол. Было больно видеть его таким — безвольным и ослабшим, как больной старик. — Сейчас мы уходим. Но завтра утром вернемся. У новобранцев будет время собрать все необходимое и попрощаться с родными. Будь сильным, Амадэус, сейчас им нужна твоя поддержка.
С этими словами Великий инквизитор вышел из зала. Следом за ним, подобное безликим теням, скользнули стражи.
А ректор все стоял у входа, глядя на мраморные плиты под ногами, и никак не решался встретиться с десятками испуганных, жаждущих объяснения глаз…
* * *
Укрытый пологом теплой весенней ночи, город спал. Бог-Дракон щурил глаза, пряча луны за рваными белесыми облаками, поэтому светляки в фонарях старались вовсю, озаряя площади, узкие улочки и пробираясь нежным зеленоватым светом в самые отдаленные уголки дворов.
Я медленно шла по мозаичной мостовой, жалея, что толстые подошвы сапог не позволяют чувствовать каждую выпуклость и шероховатость под ногами.