Не выказывая удивления, Гуревич едва уловимым кивком головы указал Барону направление и окликнул молоденькую смазливую продавщицу из не столь загруженной секции будильников:
– Соня! Обслужи товарища. Мне нужно отлучиться.
– Конечно, Георгий Маркович, – согласно кивнула та, перехватывая эстафету обработки клиента. – Вы определились, гражданин? Может, вам показать другую модель?
– А сколько в этих камней?
– Семь.
– А это много или мало?
– Так это смотря для каких целей…
Пять минут спустя Барон и Гуревич, уединившись в каморке, служащей одновременно раздевалкой и местом перекуса для сотрудников универмага, гоняли чаи и в качестве прелюдии к деловой части свидания вели неспешные разговоры за жизнь.
* * *
– … Тебе сколько кусочков? Два? Три?
– Сколько не жалко.
– Мне казенного рафинада не жалко и пять. Осторожно, горячий.
– Благодарствую.
– Это сколько ж мы не виделись, Барон? Полтора года? Больше?
– Где-то так.
– Кошерно выглядишь, даже лучше чем тогда. Хотя тогда ты был моложе.
– Ты, Жора, тоже не производишь подвядшего впечатления. Оно и понятно – в таком цветнике трудишься. Я имею в виду Соню.
– Увы мне. Сей цветок душистых прерий я действительно имею исключительно в виду.
– Что так?
– В отличие от тебя, я нахожусь в том возрасте, когда мужчину могут украсить только деньги.
– Красиво сказал. Надо запомнить и при случае сразить. Афористичностью.
– Не забывай с каждого цитирования отстегивать мне по целковому.
– Это с каких радостей?
– Я слышал там у них, на Западе, патентуют авторские права буквально на все. Включая оригинальные словосочетания и отдельные слова. «Кока-Кола», например. Или «Камель» – сигареты такие, с верблюдом, знаешь?
– Знаю. Но «ты не в Чикаго, моя дорогая» [19].
– Эт точно, – погрустнел лицом Гуревич. – И я даже не знаю, плакать или смеяться за такое вот географическое несовпадение?
– Думаешь, там, где нас нет, и в самом деле по две милостыни подают?
– Блаженны нищие, ибо могут иметь бескорыстных друзей.
– Кстати, о корысти… – перешел к делу Барон. – Мне тут книжица занятная по случаю попалась. Теперь размышляю: в чьи хорошие руки ее пристроить? Моя б воля – себе бы оставил, больно редкое издание. Но в моем положении обзаводиться домашней библиотекой, сам понимаешь, еще за умного сойду. А оно мне надо?.. Короче, не желаешь пробрести?
– И что за книжица?
– Полюбопытствуй, – Барон достал из внутреннего кармана свернутый в тугую трубочку книжный артефакт, позаимствованный в кабинете товарища Амелина, и переадресовал Гуревичу.
Секундно удивившись, Георгий Маркович натянул на физиономию маску показного равнодушия и принялся лениво шелестеть страницами. Вот только глаза подкачали – Барон считал в них живой, неподдельный интерес к раритету. Однако события торопить не стал, продолжая спокойненько попивать щедро переслащенный принимающей стороной чаёк.