Солнца восход: горделивая вершина Фудзи отбрасывает свою тень;
И тем обворожительнее выглядит наше солнце!
Ёсинори.
На гордой вершине виден снег с пурпурным отливом;
На Фудзи ложится тень наступающей зари.
Минамото Норимаса.
К блеску луны и снега добавьте неподвижную вершину Фудзи,
В ней видится целый собственный мир.
Минамото Норимаса.
Когда Ёсинори неожиданно получил свой смятый головной покров из расшитого шелка (ватабоси), он ответил подходящей репликой; с повтором в ответе сёгуну:
У нас его не было; этим утром вершина Фудзи Суруга
Была в своем уборе, да! Из снежной шапки!
А Ямана Рансин продекламировал:
Облака! Они со снегами вершины Фудзи
Вместе вечная ватабоси.
Прекратим поэтический экскурс в старину, чтобы не испытывать терпения уважаемого читателя ради демонстрации сомнительных усилий летописца. Принц Ёсимори вернулся домой. Его устраивала преданность клана Уэсуги, дурные намерения Мотиудзи, а также его собственная способность по овладению ситуацией в деле воплощения планов дома Киото в жизнь. Предоставленный самому себе Мотиудзи должен был запалить большой пожар. Ёсимори следовало без промедления заняться укреплением собственного положения. Трудности в его отношениях с родом Китабатакэ в Кии и кланом Онти в Ямато перешли в хроническую форму и доставляли большое неудобство тем, что все происходило слишком близко от Киото. В 8 году периода Эикё (1436) уже явно и неуклонно назревал перелом. Мураками Ёрикиё поднял мятеж в Синано. Подавить его восстание поручили Осагаваре Синано-но-Ками Масаясу. Потерпев поражение, Ёрикиё стал искать прибежища и помощи в Камакуре. При всеобщем согласии Мотиудзи объявил о своем намерении поддержать его силами своей армии. Норизанэ из Сицудзи тут же возразил на это, причем не совсем обходительно: «Право на определение дел в Синано принадлежит правительству рода Киото. Предоставлять помощь Мураками не следует». Принц Мотиудзи покинул зал заседания совета, переполненный злобой. Без промедления он обратился к Уэсуги Норинао и Иссики Наоканэ. Они должны были освободить его из-под опеки этого высокомерного ментора.
Предыдущие попытки Мотиудзи по избавлению от его пут успехом не увенчались. Огигаяцу[91] Уэсуги были слишком близки к Яманоути, поэтому сведения об этом маневре просочились куда не надо бы. Норизанэ только поднял руку, как из Мусаси начали подтягиваться самураи. Однако их вызвали совсем не для того, чтобы укомплектовать ими армию, предназначавшуюся для оказания помощи Ёрикиё. Сбор рекрутов провели в городе Яманоути, считавшемся ключом к Камакуре на севере. В ужасе Мотиудзи узнал о том, что цитадель Сицудзи кишит его собственными когортами. Одно только направление оставалось для него открытым, и он его выбрал. Вскочив в седло, он поскакал прочь с немногочисленной свитой в пасть тигра; господину предстояло допросить и простить своего вассала. Сам Норизанэ просто стыдился всего этого дела. Принца Мотиудзи встретили со всеми положенными почестями. Однако одну оговорку все-таки пришлось принять, и ее объект все предвидел заранее. Уэсуги Норман, как активный нарушитель спокойствия, поспешил к Югёдзи в Фудзисаву. Здесь он и затаился до тех пор, пока в 9 году эпохи Эикё (1437) буря для него не миновала. Мотиудзи вернулся во дворец при Окурагаяцу, чтобы выступить в качестве Кубосамы и продемонстрировать всем свое рвение при всем его не ахти каком авторитете, которым он пользовался. Самураи вернулись в свои дальние и близкие вотчины, в подпорченном настроении из-за слабоватого спора между господином и вассалом. А тут еще большое брожение в умах.