— Да, да, я был там, был! — он говорил быстро, задыхаясь, и глаза его лихорадочно блестели. — Был там, ночью. Но я не убивал ее, поверьте мне! Я прошу вас, поверьте, я не убивал Марину! Вы можете не верить, но я любил ее, я не мог ее убить. Я…
Андрей запнулся и зарыдал — страшно, с надрывом. Чешенко налил из графина стакан воды. Самохвалов выпил воду, захлебываясь и стуча зубами о край стакана. Вздохнув глубоко, он продолжал, уже спокойнее:
— Я сказал ей по телефону, что между нами все кончено, что я не хочу ее видеть. Она плакала, просила не бросать трубку, хотела приехать и все объяснить. Вы же знаете, вы знаете про нее… Потом мне стало страшно. Я боялся, что она… что-нибудь сделает с собой. Я бы себе этого не простил. Я звонил, но… Тогда я решил поехать к ней, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке, может, поговорить спокойно. Но ее не было дома. Было уже начало третьего. Я сидел в машине. Долго сидел. Я решил дождаться ее. И вот увидел, как она идет. Хотел уже выйти, окликнуть ее, но увидел, что за ней идет мужчина.
— С ней или за ней?
— Наверно, все-таки за ней. Но тогда мне показалось… Я подумал…
— Понятно, что вы подумали, — кивнул Чешенко. — Продолжайте.
— Я сидел и смотрел на ее окна. Но они так и не зажглись. Тогда я развернулся и уехал. Вот и все.
Чешенко быстро записал услышанное и поинтересовался, как бы между прочим:
— А почему вы не говорили этого раньше? Не успели придумать?
— Вот поэтому и не говорил, — устало и безразлично ответил Самохвалов. — Вы бы все равно не поверили.
— Логично, — согласился следователь. — Только после вашего железобетонного вранья сейчас все это звучит еще менее правдоподобно. Ладно, допустим. Покажите, где вы стояли.
Он протянул Самохвалову панорамный снимок, сделанный с противоположной стороны улицы, и тот показал на край троллейбусной остановки. От этого места до подъезда было метров тридцать.
— Снова мимо, уважаемый. Если вы стояли именно в этом месте, то из-за кустов ничего не смогли бы увидеть.
— Хорошо! — сдался Самохвалов. — Я вышел из машины и стоял почти у самого подъезда. Но когда увидел, что Марина… не одна, спрятался за угол. А потом вернулся в машину.
— Сделаю вид, что верю, — покачал головой Чешенко. — Можете описать мужчину?
— Кажется, он был одного роста с Мариной, — неуверенно начал Самохвалов. — Во что-то темное одет. Мне плохо было видно.
— Худой, толстый, молодой, старый?
— Не знаю. Средний… Вы понимаете, каково мне сейчас? Ведь это из-за меня все! Если бы не я, она не бродила бы где-то ночью. А если бы я окликнул ее, зашел за ней в подъезд, она была бы жива! И ребенок! Ведь это был мой ребенок. Или… нет?