На пятый день недели из города в свою железную будку с надписью «Ремонт обуви» вернулся мастер Гошгар, его уважительно называли устой. Седой горбатый старик, коренной житель соленой земли.
Отец его, Фарух-бей, был почитаемым лекарем-гомеопатом, излечил сотни детей из близлежащих деревень. Насколько отзывчивым, понимающим был Фарух-бей по отношению к пациентам, настолько же деспотично и жестко он обращался с единственным сыном. Гошгар рос тощим, чернявым, молчаливым мальчишкой – абсолютная противоположность отцу-богатырю.
Маленький Гошгар тянулся к отцу. Однажды, изучая баночки с разноцветными микстурами в отцовском кабинете, он оступился и упал, схватившись за одну из висячих полок. Фарух-бей, обедающий на кухне, на шум вбежал в кабинет и, увидев сына, лежащего среди осколок пузырьков, процедил: «Убирайся отсюда. Урод». Гошгар смутно припоминал, как прибежала мать, плакала, просила не кричать на ребенка. Но он отчетливо запомнил уничтожающий отцовский голос и то болезненное – «урод».
В погибающем инжирном дереве Гошгар-уста узнал себя. Того, кто не такой, как все. Того, которого отталкивали и не понимали, которого не били в школе только из уважения к отцу.
В своих страхах, сложностях, ожиданиях мы родом из детства. Именно там берет начало то, что мы пытаемся принять, простить и отпустить в себе сегодняшних. Гошгар смазал перелом Уродца пчелиным воском, туго перевязал куском телячьей кожи, пропитанной маслом черного тмина.
Солнце было цвета спелого инжира. Гошгар присел рядом с Уродцем, уже окрепнувшим после травмы. На голове у мастера – соломенная шляпа, на огрубевшей коже рук – кляксы обувной краски, в мыслях – воспоминания.
Он вернулся в одно утро из детства. Мама варит инжирное варенье на летней кухне – небольшом каменном сооружении с камышовой крышей в конце двора. Маленький Гошгар сидит неподалеку, на вершине кюлефиренги[21], улыбается морю и доедает лаваш с маслом и брынзой. Соленый запах моря смешался с ароматом варящегося инжира, в который мама добавляла кожуру лимона и ниточки шафрана. Отца в доме не было, он уехал к пациенту, поэтому малышу спокойно.
С тех пор, когда Гошгар в книге или в жизни встречался со словом «счастье», он вспоминал именно это утро и то божественное чувство покоя, когда море улыбается чуть пенистыми волнами, в руках вкусный лаваш и рядом мама. Вернуться из утра покоя и открыть глаза мастера заставил писклявый голос садовника прокурора Сабига. В руках у него был маленький топорик.
– Сабиг-бей приказал, чтобы я сегодня срубил это паршивое дерево. Оно расцарапало правое крыло новой «Волги» начальника. Уста, отойди в сторону, я быстро управлюсь.