— Что-нибудь прочту. Запишите «Нунчу» Горького.
— Стихотворение? — полюбопытствовал Борька Лазарев.
— Нет, проза…
По дороге домой Борька Лазарев сказал Синельникову:
— Надо бы прослушать ее сначала. Черт знает, что это за «Нунча». Да и неизвестно, как она читает. «Проза». Тоже мне мастер художественного слова.
— Ничего, — успокоил Степан приятеля. — Завтра услышим. А вообще девушка симпатичная и скромная.
— Они спервоначалу все симпатичные и скромные. Поживем — увидим, — с философским глубокомыслием процедил Борька и презрительно плюнул под ноги.
Некоторое время друзья шли молча. Вдруг Степан остановился, повел перед собой рукой.
— Смотри, Борька, красота какая!
Перед ними расстилалась широкая безмолвная улица, облитая ярким желтым светом полной луны. Земля, дома, деревья — все было окутано сверкающим пуховым покрывалом. Оно искрилось и переливалось перед глазами. Степану вдруг стало неловко оттого, что он топчется в подшитых валенках по этой серебряной белизне. Деревья, опушенные инеем, раскинули белые ветки, от которых падали на снег замысловатые узоры теней. Молчаливые и темные дома стояли по пояс в снегу. Ни вздоха ветерка, ни человеческого голоса. Это застывшее, сверкающее, ледяное безмолвие казалось настолько нереальным, что Степан нимало не удивился бы, если б вдруг произошло какое-нибудь невиданное чудо. Сказка была здесь, где-то рядом. Ее присутствие ощущалось во всем. Треснул сучок на дереве, сбросив охапку снега. Не вещая ль сова качнула этот сук? Над трубой одинокой, стоявшей на отшибе избенки, показалось и тут же растаяло черное облако дыма. А может, это Баба-Яга на метле вылетела? И от этого ожидания сказки, от ее близости Степаново сердце замерло в сладостной тревоге. Борька молчал, тоже плененный красотой морозной лунной ночи.
Неведомо сколько времени простояли бы они вот так, если б мороз не проник сквозь флотские Борькины ботинки и не начал пощипывать ему пальцы ног. Борька отбил дробь на месте, дернул приятеля за рукав.
— Пошли.
Неподвижно висела луна над головой. В чуткой ночной тишине пронзительно скрипел снег под Борькиными подошвами.
— А мы изрядные лопухи. — Степан сокрушенно покачал головой.
— Почему? — Борька даже приостановился от изумления. — С какой стати?
— Стопроцентные лопухи. Пентюхи. Понял? Даже не спросили девушку, чем она живет, как устроилась.
— Маленько мазнули, — согласился Борька. — Завтра спросим, компенсируем этот промах.
— Пойдем ко мне. Поужинаем и завалимся на полати. Мать наверняка картошки наварила. Холодная картошка с солью — чудо. Никакие деликатесы с ней не сравнятся.