Андрей вздрогнул, повернулся. Рядом, протягивая руку, стоял Рыбаков.
— Любуюсь. — Пожал руку Василию Ивановичу. — Молодость вспомнил.
— Почему молодость? Разве на войне не довелось на лыжах погарцевать?
— Нет. Я же командовал саперным батальоном. Мы все переправы строили. Сколько этих переправ навели. Соединить бы их все в одну — вышел бы мостик километров на сто. Потеха. Хорошее было дело.
— Не горюй, комбат. У тебя и здесь немало хороших дел.
— Это верно. Я вот одну штуковинку задумал. Хотел посоветоваться.
— Валяй.
Они медленно зашагали серединой дороги. Оба под стать друг другу — высокие, плечистые, поджарые. Рыбаков с интересом слушал Федотова. Время от времени кивал головой, приговаривая: «Дело». А когда комбат выговорился, полковой комиссар сказал:
— Стоящее дело. Двигай…
4.
В районной газете появилось объявление:
«Завтра в 12 часов дня в Доме культуры состоится собрание инвалидов Великой Отечественной войны, проживающих в поселке Малышенка».
К назначенному времени зал Дома культуры был полон. Инвалиды пришли в боевой форме, с нашивками и наградами. Неумолчной горной речкой плескались голоса. Здесь говорили о разном, но больше всего о войне. Казалось бы, все здесь знали друг друга, не раз встречались и беседовали. А вот сошлись, и снова слышатся радостные возгласы. Собираются гуртом однополчане, и начинаются воспоминания.
Пришли сюда и незваные, которых любопытство из щели в щель загоняет. И, конечно же, райкомовский сторож Лукьяныч. Старик расхаживал, браво выгнув грудь, громко стуча деревяшкой. Он подходил к сгрудившимся в кучи инвалидам, прислушивался к разговору, преувеличенно громко хмыкал, поддакивал, вставлял словечки, всеми силами норовя привлечь к себе внимание. Это ему не удавалось, и раздосадованный старик подумывал уже, не отправиться ли восвояси, как вдруг его окликнули:
— Эй, старина! Ходи сюда.
Лукьяныч несказанно обрадовался, узнав однорукого солдата, который однажды едва не прибил его костылем. Проворно протиснулся к старому знакомому, ощерил в улыбке прокуренные зубы, разгладил бороду.
— Как живешь, дед?
— Мне теперича не жизнь, а сплошной праздник, — важно начал Лукьяныч.
— Это почему же так? — полюбопытствовал кто-то.
Старик только того и ждал. Расправил плечи, набрал полную грудь воздуху и с жаром заговорил:
— Я, почитай, именинник. Ванюху моего, сына, значит, к Герою представили, к Золотой Звезде.
— Ну?
— Здорово!
— За что?
— Разведчик он у меня. Отчаянный. Его только на самые что ни на есть важные задания посылают. Где уж никому не под силу, там его выпускают. И немцы его страсть как боятся. Вот как-то главному нашему начальнику запонадобился «язык». Да ишо офицерский. А где его взять? Стало быть, надо к нам какого ни то обера приволочь. Целую неделю наши разведчики бились, сколь людей сгубили, и все зазря. Тогда и послали моего Ивана. Он — в каждый карман по пистолету, за пазуху гранату — и айда. Ну, доходит до одного немецкого блиндажа, а ему фриц кричит: «Стой! Кто идет?» Иван отвечает: «Свои. Несу пакет твоему командиру».