У нас, естественно, одна кровать. Сначала я сдвинулся к самому краю, чтобы не касаться Тилли. Я помнил, что случилось, когда я прикоснулся к Сандору. Но Тилли не Сандор. Жаль, что она не Сандор, но желания – не лошади, на которых можно было бы ускакать в мир мечты. И она мне не родная сестра. Какое-то время она лежала рядом, потом подвинулась ко мне и обняла, ну и, в общем, теперь у нас полноценные сексуальные отношения. Во всяком случае, она так говорит, и, наверное, это так, если она так говорит. Опыта в этих делах у меня нет, поэтому знать наверняка я не могу. То ли это, чем занимались Мама и Папа, и мои родители, и родители Тилли?
Забавно, что именно ради этого люди впадают в раж, рушат свои жизни и убивают себя. Стоит ли оно того? Ведь это то же, что и хорошая еда, причем не всегда секс столь же хорош, как еда. Трудно вообразить, чтобы кто-то угрожал кому-то убийством или похищением или убивал себя только потому, что не получил цыпленка табака на обед. Тилли говорит, что все совсем не так, что у меня неверное представление. Только она не понимает одного – кажется, этого не понимает никто: то, что для других неверное представление, для тебя, возможно, самое что ни на есть верное.
По утрам, когда Тилли на работе, и по вечерам, прежде чем уйти в паб, я сижу один в кемпере и думаю о Сандоре. Иногда я думаю о нем так напряженно, что могу вызвать его. Я закрываю глаза, осторожно открываю их и вижу, как он сидит в тени на другом конце той самой скамьи, на которой сидела Джессика, а потом Принцесса в тот день, когда мы привезли ее в «Боллинброк-Холл». Но когда я тянусь к нему – я чувствую, что теперь, когда он призрак, он не против того, чтобы я прикасался к нему, – он исчезает, и я опять остаюсь один в освещенных бледным солнцем или погруженных в сумеречный полумрак внутренностях кемпера.
Я знаю, что у меня слишком живое воображение, я помню, как Сандор сказал, что хотел бы иметь такую же богатую фантазию, но я не могу не задаваться вопросом, нашел ли он Принцессу там, где он сейчас, когда они оба призраки. Я спрашиваю себя, любит ли она его там, простила ли она его за цепь, простил ли он ее за то, что она украла его сердце в канун Святого Галлогласа.
О том, что случилось с ней, я узнал по своему телевизору, лишь голые факты, а потом Тилли принесла с работы газету. Это была одна из так называемых «солидных» газет, которые всегда подробно излагают все факты, все подробности и льют больше грязи, чем так называемые «бульварные» издания.
Апсоланд дал интервью и рассказал историю от начала и до конца. Предысторию он, конечно, не знал. Удивительно, что не знал, ведь, судя по приведенной информации о нем, у него на службе состоит частное сыскное агентство, да и сам он едва ли не лучший в стране специалист по безопасности. Так говорилось в газете, во всяком случае. Было ясно, что он никогда не слышал о Сандоре и не знал, где была его жена в день похищения, вернее, в тот день, когда она сама сдалась нам. А на следующий день он видел ее в последний раз.