Когда зал затих, подчиняясь призыву судьи, выступал он. Но все его слова словно отскакивали прочь от мощной стены, выросшей между ним и слушателями. Обвинитель не смотрел на него, вероятно испытывая сожаление к его неудаче, которая была слишком очевидна даже для него самого. На секунду адвоката затопила волна гнева на сопляка, способного внушить всем то, что он хотел, чтобы все услышали. А потом, с ужасом, словно со стороны, он услышал свои мысли – возможно это потому, что обвинитель действительно олицетворял собой добро, а его подзащитный – другую, темную сторону?
– Ваше последнее слово? – Судья кивнул Райзу Туи.
Райз встал. Он выглядел соломинкой перед сметающим всё цунами, упрямо не желавшей согнуться. Но зал видел другое – он видел худого бледного парня с нездорово блестящим взглядом, который говорил, что тот не свернет со своей дороги, как дикий зверь. И внутри каждого нарастало отторжение, неприязнь и боязнь, как если бы темной ночью перед ним вырос на дороге голодный хищник.
Обвинитель наконец поднял голову и взглянул на обвиняемого спокойным и сильным взглядом, словно желая остановить того, если он захочет броситься на людей. Снова в зале остались только они двое, словно ведущие невидимую дуэль взглядов.
– Если бы понадобилось, я бы снова убил, – выплевывая в лицо обвинителю каждое слово, произнес парень.
Спустя секунду в зале воцарился невообразимый шум, который перекрыл даже голос судьи, требующего порядка.
Часом позже, когда последние присутствующие выходили из здания суда, адвокат, пораженный таким провалом и будто придавленный приговором, который был вынесен его подопечному, отнимая десять лет его жизни, поравнялся с обвинителем.
– Вы были великолепны, – адвокат хотел услышать его сейчас и понять – что было в зале, каким образом он смог направить разумы всех присутствующих в нужном направлении.
– Вы не правы, – молодой человек покачал головой, поворачиваясь к адвокату, – не я великолепен. А великолепна мудрость жизни и её свет, который делает нас лучше.
Адвокат смотрел в ясные голубые глаза, сиявшие изнутри разумом и проницательностью, и ему становилось страшно, словно всё внутри него замирало перед чем-то, чему он не мог найти объяснения.
В доме воцарилась тишина, не внушающая спокойствия, обманчивая тишина. В ней можно было без труда услышать, как хлопают крылья ночных бабочек, летавших под потолком.
Джил никто больше не ограничивал в передвижениях, не следил за каждым её шагом. Она снова была вольна делать то, что захочет, но не пользовалась этим, безучастно сидя в своей комнате. Джил знала о процессе и вынесенном приговоре – отец рассказал ей всё, не скрывая подробностей. Она догадывалась, что Райз до последнего ожидал увидеть её, надеясь, что она придет на слушание.