– Но не думаете теперь?
– Да, не думаю, – сказала учительница. – Теперь мне кажется, что обстоятельства сложились ужасающим образом против тебя. Но свет воссияет, и мы узнаем, кто совершил этот проступок. Видишь, дитя мое, вот главные доказательства против тебя: ты отреклась, что писала письмо; ты сама предложила телеграфировать твоему двоюродному брату, получил ли он письмо; он телеграфировал, что получил.
– Но неужели вы думаете, – горячилась Китти, – что я стала бы просить миссис Шервуд осведомиться у Джека о письме, которое я не написала ему? Одно то, что я просила телеграфировать Джеку, должно было убедить, что я невиновна.
– Конечно, мы могли бы взглянуть и так, – сказала мисс Хонебен, – но, к несчастью, Китти, есть другая сторона дела.
– Какая? – Китти слегка вздрогнула, выражение тревоги появилось на ее лице, она пристально взглянула на учительницу. – Какая? – повторила она.
– Вот какая, мое милое дитя. В уме у нас промелькнула мысль о печальной возможности – мне очень грустно говорить тебе это: ты могла думать, что твой двоюродный брат Джек возьмет твою сторону и защитит тебя, отрекшись, что получил письмо от тебя.
– Понимаю, – ответила Китти. Гордость звучала в ее голосе. Она встала. – Вы плохо знаете Джека, – произнесла она после короткого молчания.
– Но я скажу тебе прямо и откровенно, что переменила свое мнение насчет тебя, Китти, – улыбнулась мисс Хонебен. – Я верю, что ты невиновна.
Китти протянула руку.
– Благодарю вас. Мне очень хотелось бы знать, что со мной сделают. Некоторое время назад я послала горничную к миссис Шервуд спросить, можно ли написать письмо домой, как всегда; миссис Шервуд ответила, чтобы я не писала. Это было мне очень больно. Что сделают со мной, мисс Хонебен? Надеюсь, что вспомнят: я ирландка и я очень решительна; я сильно чувствую справедливость и несправедливость; у меня вспыльчивый характер, и я могу дойти до отчаяния. Вы не должны обращаться со мной, как с пленницей, со мной, О’Донован из «Пик»! Мой отец – О’Донован из «Пик»! Я могу терпеть, но не очень много. Пусть не обращаются со мной слишком грубо, потому что тогда я…
– Что ты сделаешь тогда, Китти?
– Мне не хочется говорить вам – боюсь, что я больше не буду послушной. Этого греха я не совершала, но могу сделать что-нибудь другое. О’Донованы известны своим нравом: они все огонь и вихрь. Они из народа, который никого не боится. Когда-то мои предки были королями, благородными и смелыми; их кровь во мне, и я многое могу.
– Бедное дитя мое, ты говоришь, как безумная. Уже поздно, не лучше ли тебе пойти в свою комнату и лечь спать?