Мы с Элкасом договорились встретиться в среду утром, в девять тридцать. Но я вышел из дома рано, потому что хотел заехать в галерею Дрейера.
Теперь это была уже не галерея, а книжный магазин. Пожилая особа с бородавкой на носу была весьма любезна и разрешила мне все осмотреть. Но там мало на что можно было смотреть. Маленькая комната, где в среду вечером проводилось совещание, а на следующее утро было найдено тело мистера Дрейера, по-прежнему оставалась конторой.
Я позвал женщину с бородавкой, указал на дверь в задней стене и спросил:
– Не могли бы вы мне сказать, эта дверь – не дверь ли кладовки, где мистер Дрейер держал различные спиртные напитки?
Она посмотрела на меня удивленно:
– Мистер Дрейер?..
– Человек, который покончил с собой в этой комнате. По-видимому, вы этого не знали?
– Да, действительно…
– Благодарю вас.
Я вышел на улицу и сел в «родстер».
Леопольд Элкас был печальным человеком. Он был среднего роста, с крупной головой, большими руками и суровыми черными глазами. Его взгляд ускользал от вас не вверх, не вниз и не в сторону, а как бы в глубину его головы.
Он предложил мне сесть и заговорил:
– Мистер Гудвин, я согласился встретиться с вами только для того, чтобы оказать любезность друзьям, которые меня об этом попросили. Я объяснил мистеру Фареллу, что не присоединяюсь к вашему предприятию и никак не буду способствовать ему.
– Доктор Элкас, я знаю, что вы и пальцем не пошевельнете, чтобы изобличить Поля Чапина. Но в деле Дрейера вы – мой единственный надежный источник. Как я понял, второй свидетель, эксперт по картинам, возвратился в Италию.
Элкас кивнул.
– Мистер Сантини отплыл не так давно.
– Значит, остаетесь только вы. Думаю, нет смысла задавать вам множество хитроумных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать мне, как все было?
Он опять грустно улыбнулся:
– Полагаю, вам известно, что двое или трое моих друзей заподозрили меня в том, что я солгал, выгораживая Чапина?
– Да. Это так?
– Нет. Я не стал бы ни топить его, ни выгораживать вопреки истине. История, мистер Гудвин, такова. Вы, разумеется, знаете, что Юджин Дрейер был моим давнишним другом. Мы вместе учились в колледже. До депрессии его дела в художественной галерее шли превосходно. Даже я изредка приобретал кое-что с его помощью.
Шесть лет назад я сделал ему выгодный заказ на три картины Мантенья[2] – две маленькие и одну побольше. Цена была сто тысяч долларов. Картины были во Франции. В то время Поль Чапин как раз находился в Европе, и я написал ему, попросив посмотреть картины. Получив его ответ, я и сделал заказ. Я полагаю, что вы знаете: в течение десяти лет Поль Чапин пытался стать художником. Его картины были интересны, но не хороши. Мне говорили, что он потом нашел себя в литературе, – сам я романы не читаю. Картины прибыли в то время, когда я был завален работой и не мог заняться их тщательным изучением. Я получил их и оплатил стоимость. Но с самого начала они не приносили мне радости. Сколько раз я пытался уговорить себя, что они великолепны, но, поглядев на них в очередной раз, убеждался в противном. Поначалу я не подозревал, что это подделка, просто не мог с ними свыкнуться. Но несколько замечаний, сделанных специалистами, заставили меня задуматься.