Я испугался, как бы Юджин не потерял сознание: он был не только поражен, но и уязвлен. Я же был так смущен, что молчал. Я, конечно, не знаю, обманул ли меня Юджин, будучи в отчаянном положении, или сам стал жертвой обмана. Мистер Сантини поднялся первым, я последовал его примеру, и мы пошли. Поль ушел с нами.
В полдень следующего дня я узнал, что Юджин покончил с собой, выпив очень большую дозу нитроглицерина. Я узнал об этом, когда полиция явилась в мою приемную, чтобы допросить меня.
– Что заставило вас думать, что это самоубийство?
– Ну, мистер Гудвин…
Он вновь улыбнулся, но улыбка была еще более грустной.
– Неужели все детективы одинаковы? Вы же прекрасно понимаете, почему я считаю это самоубийством. Полиция пришла к тому же выводу, и обстоятельства подтверждают это.
– Но если вы согласитесь, что у каждого детектива всегда в голове имеется какая-то навязчивая идея, то вы знаете, в чем заключается моя. Мог ли Поль Чапин подбросить таблетки нитроглицерина в бокал Дрейера? Вы считаете это возможным?
Доктор Элкас покачал головой.
– Нет. И вы, конечно, знаете, что мистер Сантини со мной согласен. Мы оба вполне уверены, что Поль не имел такой возможности. Он приехал в галерею вместе с нами, и мы вместе вошли в контору. Поль сидел слева от меня, не менее чем в шести футах от Юджина. Он не дотрагивался ни до одного стакана, кроме собственного. Когда мы выходили, Поль шел впереди меня, перед ним выходил Сантини.
– Да… Все это записано в отчетах. Но во время шумных ссор все бывают так возбуждены, переходят с места на место, то вскакивают, то садятся, бродят взад и вперед…
– Ничего подобного не было. Мы не были возбуждены, разве что только Юджин. Он был единственный, кто поднимался с кресла.
– После того как вы туда вошли, Юджин не надевал пиджак?
– Нет, он носил утренний пиджак, не меняя его.
– Бутылочка с остатками нитроглицерина была обнаружена в кармане его пиджака?
– Так я понял.
Я уселся поглубже в кресло и опять посмотрел на него. Я бы отдал «родстер» и пару шин «экстра» к нему, чтобы узнать: лжет он или нет. Он так же далек от людей моего класса, как и Поль Чапин, и я понимал, что у меня нет пути, по которому я мог бы добраться до его мыслей.
– Не согласились бы вы завтра в час дня прийти на ленч к Вульфу?
– Сожалею, я буду занят.
– В пятницу?
– Нет. Ни в какие дни. Я не орех, который надо расколоть. Откажитесь от надежды доказать виновность Поля Чапина в смерти Юджина Дрейера. Это не выдерживает никакой критики. В этом я уверен, потому что был там.
– Может, вы сможете прийти в субботу?