– Вчера вечером вы написали записку Вульфу. Где находится та машинка, на которой была напечатана записка?
Он улыбнулся, как улыбаются только ошеломленные джентльмены, недоверчиво и в то же время смущенно.
– Полагаю, там же, где я ее оставил. Я ее оттуда не уносил.
– Понятно, но где же она? Извините, что я обрушился на вас со своими расспросами, ничего не объяснив. Я охочусь за вами уже более пяти часов и совершенно обессилел. Даже голова плохо соображает. Понимаете, машинка, на которой вы печатали свою записку, – та самая, которой пользовался Чапин, печатая свои стихотворения.
– Неужели?
Он посмотрел на меня и засмеялся.
– Черт побери, вот это удача! А вы не ошибаетесь? После того как я с таким трудом добывал образчики шрифтов, просто взять и напечатать записку… Даже не верится!
– Да, если задуматься… Но вы хоть помните, где вы ее печатали?
– Конечно. Я воспользовался пишущей машинкой Гарвард-клуба.
– Вот оно что!
– Ну да, черт побери!
– Где у них хранится машинка?
– Собственно говоря, нельзя сказать, что она где-то хранится, потому что она предоставлена в распоряжение всех членов клуба и находится на постоянном месте. Я был в клубе вчера вечером. Туда же пришла телеграмма от мистера Олленби, так что я напечатал на этой самой машинке несколько записок. Она находится в маленькой комнатушке рядом с курилкой. Этой машинкой пользуются многие.
– Так. Ясно. Машинка предоставлена для всеобщего пользования, так что на ней печатают тысячи людей.
– Едва ли тысячи, но все же многие.
– Достаточно десятков. Видели ли вы, чтобы ею пользовался Поль Чапин?
– Трудно сказать… Впрочем, однажды… Да, припоминаю, как он сидел на маленьком стульчике перед машинкой, подсунув искалеченную ногу под стол. Да. Точно.
– Ну, а кого-нибудь из своих друзей, членов Лиги?
– Честное слово, не могу сказать.
– Есть ли в этой комнатке другие машинки?
– Есть еще одна, но она принадлежит общественному стенографисту. Она закрыта. Что касается первой, то ее когда-то пожертвовал клубу один из членов. Поначалу машинка находилась в библиотеке, но специалисты по печатанью одним пальцем так на ней грохотали, что ее выдворили.
– Олл райт.
Я поднялся.
– Могу ли я сказать Вульфу, когда вы вернетесь? Вдруг вы еще будете нужны ему?
Фарелл ответил, что завтра подготовит чертежи, чтобы показать их мистеру Олленби.
Я поблагодарил его, сам не знаю за что, и вышел, чтобы вдохнуть свежего воздуха и поискать такси, которое доставит меня на вокзал.
В душном вагоне сигарный дым смешивался с углекислотой, выдыхаемой сотней легких, и образовывал среду, в которой за час погибли бы все орхидеи Вульфа. Это не способствовало хорошему настроению. Мы приехали в полночь, и я отправился домой. В кабинете было темно: Вульф лег спать. На моем столе записки не было, так что ничего экстраординарного не случилось. Я достал из холодильника кружку молока и пошел наверх.