— Лайон… пожалуйста, подожди… я хочу объяснить… Ооо, Лайон.
— Потом, Энди. Это может подождать.
Он обхватил ее сосок губами, а затем обвел его языком, постепенно эта ласка приобрела тот же эротический ритм, с которым двигались его пальцы в самом сердце ее женственности. Ее мысли спутались, слова стали неважны, чувства взяли верх над разумом.
— Вот так, отдайся своим ощущениям, — прошептал он ей на ухо, приподнимаясь над ней.
Она была движима инстинктом, хотя ей и нравилось, как Лайон направлял ее. Роберт в отличие от него был тихим и быстрым любовником. Она ощутила мимолетную панику, что может разочаровать Лайона, как когда-то своего мужа. За время работы корреспондентом она беседовала со специалистами-сексопатологами, но ей и в голову не приходило думать о себе. И уж конечно, она никогда не пыталась найти практическое применение тому, что обсуждалось так открыто и честно. Возможно, она была не настоящей женщиной. Возможно, она не могла…
Но как только Лайон вошел в нее, и она ощутила дрожь удовольствия, пробежавшую по его телу, все тревоги утонули в благоговении перед этим слиянием, перед полнотой жизни.
— Энди, — простонал он, — ты так хороша, боже!
Лайон лежал совершенно неподвижно, уткнувшись ей в плечо. Приподняв голову, он посмотрел на нее, как делал уже не однажды, затем приподнялся на локте и отыскал ее грудь в тесной щелке между их телами.
— Ты так хорошо меня приняла, — тихо сказал он.
Энди невольно выгнулась, когда он начал играть с набухшим соском, который сразу окреп, очутившись между его пальцами. Он наклонился и поцеловал его. По ее телу пробежала дрожь нетерпения, и он начал двигаться. Лайон касался ее так, как никто и никогда раньше не касался — не только физически, но и духовно. Она вся отдавалась ему.
Энди наконец поняла. Несмотря на их неудачное знакомство, на его недоверие, сарказм, ядовитые замечания, насмешки и гнев, которые они вызывали в ней, она любила этого мужчину. Если бы не любила, то с легкостью могла бы игнорировать его оскорбления и нападки. Она бы оставила без внимания грозные предупреждения, о которых помнила во время интервью с генералом. Она любила его — и потому любое грубое слово от него было ей смертельной раной. Его угрозы были бессмысленны — она не сделала бы ничего, чтобы ранить Лайона, это было равносильно тому, чтобы ранить саму себя. Она не оказалась бы здесь рядом с ним сейчас, погруженная в сакральный ритм страсти, если бы не было любви. Лес часто спрашивал, для кого она себя бережет. Теперь она знала для кого. У нее никого не было после Роберта не потому, что не было возможностей, а потому, что она ждала любви. И она полюбила Лайона Рэтлифа. Определив чувство, которое заставляло ее испытывать такие сильные эмоции при каждой их встрече и приносило столько боли, когда они ссорились, Энди почувствовала удивительную легкость. Она с готовностью встречала каждое движение его тела.