Тут дядя Трофим не удержался, хмыкнул и сказал:
— А Ададурову всего страшнее. Государь же сказал, что лопаря он на костре сожжет, а Ададурова посадит на кол. И смажет кол свиным салом. Трясется Ададуров, высох весь, поседел… Но от судьбы не уйти!
— И что теперь будет дальше? — спросил Маркел.
— А ничего, — недобрым голосом ответил дядя Трофим. — Если государь сегодня не помрет, то завтра лопаря сожгут. Там уже и дрова сложены, и столб вкопали, я видел. А про Ададурова не знаю. Его, может, и помилуют. Государь же у нас вон какой — бывает милостив. Вот вдруг засмеется и скажет: ладно, Федька (это Ададурову), Бог с тобой, живи. А вот тебе, — и пальцем на меня укажет, — а вот тебе теперь ответ держать, почему такого лопаря привез, может, он не тот лопарь, которого мы ждали, а может, ты того на этого в дороге подменил! И спросит у Федьки: тот это? И Федька со страху скажет: не тот! И государь прикажет меня на кол. И меня посадят. А он к тебе повернется и спросит: а это еще кто такой? А это его племянник, ему ответят, они всегда вместе выпивали. Ну, тогда, скажет царь, и на кол их тоже рядом. И так и будет, прости Господи…
Сказав так, дядя Трофим повернулся к иконам и широко перекрестился. Маркел сделал то же самое и, продолжая смотреть на иконы, сказал:
— Старинное письмо. И очень знатное.
— Это ты про Николу? — спросил дядя Трофим.
Маркел кивнул.
— Эта икона непростая, — сказал дядя Трофим. — Она у меня тринадцать лет уже. Я ее из Новгорода привез. Вот тоже было дело страшное! Столько тогда душ было загублено, что даже сам государь оробел. И развернулся и уехал. О! — вдруг сказал дядя Трофим. — Это Степан идет! Значит, государь того…
И, уже глядя на дверь, перекрестился. Дверь сразу открылась, и к ним начали входить стрельцы в белых шубных кафтанах. Первый стрелец был с посохом, а остальные с бердышами. Первый остановился посреди светлицы, ударил посохом в пол и недобро усмехнулся.
— Ты чего это, Степан? — опасливо спросил дядя Трофим.
— А ты чего?! — грозно сказал этот Степан. — Зачем лопаря зарезал?!
— Как это я зарезал? — еще опасливей спросил дядя Трофим. — Когда?
— А только что! Ножом под сердце! А ну покажи нож!
Степан резко подступил к столу, а за ним так же подступили остальные. Их было пятеро, как посчитал Маркел. А Степан уже сказал:
— Чего ждешь? Показывай.
Но дядя Трофим не стал браться за нож, а только немного поднял руки. Степан кивнул, и один из стрельцов достал тот дядин нож, который висел на виду. Степан взял этот нож и осмотрел лезвие. Оно было чистое.
— Еще, — сказал Степан.