Огонь опять стал гореть ровно.
— Вот видишь? — сказал Ададуров. — А пустые люди говорят: привиделось. А что они видели?
Маркел молчал. Ададуров, тоже помолчав, продолжил:
— Бельский лопаря очень боялся. Говорил мне: «Зачем ты, Федька, колдунов к нам возишь, мы же люди православные». Да только какой он православный, если, как только узнал, что царь в своей новой духовной велел записать, что Федору все царство, а Димитрия в Углич сослать, так сразу за шахмату цап! А из-за чего царь вдруг так передумал? Да из-за самого же Бельского, из-за его упрямства. Ведь же какой он гусь, этот Богдашка! Не глянулось ему английское посольство, и стал он государю наговаривать: «Гони их, государь, не пара они нам, басурмане они, истинного креста не знают!» А кому это понравится, когда тебя поучают? Особенно если ты царь? Вот царь осерчал и велел: «Андрюшка, вычеркивай Митьку, пусть его крестный ногти погрызет, га-га!» И Андрюшка вычеркнул.
— Андрюшка — это кто? — спросил Маркел. — Это Щелкалов, что ли?
— А ты что, его знаешь? — сердито спросил Ададуров.
— Маленько да, — ответил Маркел.
— Где это ты с ним сошелся?
— Да на английском подворье, а где же еще, — сказал Маркел. — А то кто бы меня допустил до Жонкинсона? Жонкинсон, как и все они там, сидит в подвале. Щелкалов их туда загнал.
— Тоже какой пес служивый! — гневно воскликнул Ададуров. — Позор какой! Басурманами других клянем, а сами еще хуже басурман. Надо их немедля выпустить! Надо Андрюшке вырвать бороду. Адрюшка — Богдашкин прихвостень!
— Ну, не совсем, — сказал Маркел. — Он же меня выпустил. Хоть я и рассказал ему про шахмату.
— Ты? Ему?! — недоверчиво переспросил Ададуров.
— А что мне оставалось делать? — ответил Маркел. — Он же сказал: «Будешь молчать, не допущу тебя до немчина!» Ну, я и рассказал.
— А он?
— А он улыбнулся, утер бороду и говорит: «Передай тем, кто тебя сюда послал, что я тебя по своей доброй воле выпустил, а надо было тебя в кипятке сварить».
Ададуров помолчал, после сказал:
— Это славно! Это значит: и Щелкалов теперь наш. Ох, Богдашка, ох, ты доиграешься… Немного же тебе осталось! — Потом спросил: — А что Щелкалов еще говорил?
— Да он больше молчал.
— Он это может, — сказал Ададуров. — Ох, хитрый пес! Сам государь говаривал: «Ох, Андрюшка, отрублю я тебе голову! Ох, отрублю когда-нибудь! Да только где после другую такую сыскать?» И так и не отрубил. И только ему духовную доверил. А тот ее куда-то снес. Теперь никто толком не знает, кому государь царство отписал: то ли Митьке, то ли Федьке.
— И что теперь? — спросил Маркел.