– Как насчет попытки купить мою долю? Это тебя касается.
– Если кто-то хочет тебя выкупить, для меня это новость, – безразлично сказала она.
– Когда ты врешь о чем-то, что я знаю, ты осознаешь, во что именно пытаешься заставить меня поверить?
Она поднялась, подошла к стенному шкафу и достала бутылку скотча.
– Из того, что я видела, люди верят именно в то, во что хотят верить, независимо от наших усилий, – сказала она, наполняя стакан.
Годфри наблюдал за ней. В первый раз она находилась в его кабинете, как пациентка. Но его реакция была обычной: возмущение неспособностью сдерживать свои чувства.
– Как ты можешь быть такой безразличной после того, что он сделал с Шелли? – спросил Годфри, уши горели от ярости сильнее, чем у любого пьяницы. – У тебя же не антифриз течет в венах?
Она не ответила.
– Что ты за мать? – сказал он обвинительно, нечестно, грубо и горько.
Она вернула скотч на полку, положив бутылку на бок, не закрутив крышку, и захлопнула дверцу бара. И снова села на диван под звуки струящегося по панелям и капающего на ковер алкоголя.
Годфри встал и подошел к дивану, нависнув над ней.
– Встань, – потребовал он.
– Слава Богу, – сказала она. – Я уж испугалась, что ты позвал меня только потому, что Мэри надоело слушать твои чувственные откровения.
Он забрал стакан из ее рук и поставил на стол, затем запустил руки под ее юбку и сорвал трусики, спустив их до щиколоток. Они посмотрели друг на друга. Она дышала скотчем ему в лицо.
– Теперь тебе это помогает возбуждаться? – спросила она.
Он взял ее за плечо и, повернув, с силой опустил на колени, прижав к дивану.
Скомкав и собрав ее платье вокруг талии, с силой шлепнул ее по ягодицам. Она тяжело задышала. Он шлепал снова, и снова, и снова, и она начала вскрикивать и уперлась руками в спинку, пытаясь встать. Он схватил ее сзади за шею левой рукой и держал так, пока она пыталась вырываться, затем успокоилась, и ее плечи сотряслись от рыданий.
– Давай, – сказала она.
Он вошел.
– Да, – прошептала она.
Он начал быстро двигаться в ней. Он чувствовал себя, как бешеный маленький грызун. Он чувствовал себя богом разрушения. Не так важно, что именно он чувствовал, главное то, что он вообще испытывал чувства.
Позже он встал, взял коробку с бумажными полотенцами со стола и протянул ей. Она схватила его за руку.
– Иди сюда, – сказала Оливия.
Он позволил потянуть себя вниз. Он лежал, положив голову ей на грудь, и она гладила рукой вниз и вверх по его спине. Их первый раз на этом полу был много лет назад. Если тогда казалось, что он не может чувствовать себя хуже, то только потому, что был слишком молод, чтобы осознавать цикличность жизни, и нет верхнего предела количеству совершенных ошибок.