Небольшой письменный стол заведующего отделом кадров напоминал островок, затерявшийся в океане папок. Папки виднелись всюду. Папками были забиты стеллажи, опоясавшие комнату по всем четырем стенам, папки лежали на окне, горкой возвышались в углу и даже возле стола заведующего.
— Многовато. — Загоруйко осторожно пробирался по узкой дорожке, тянувшейся от двери к столу.
— Хватает добра, — отозвался завкадрами. — А что делать? Переучитываем личные дела. Мертвых душ поднакопилось. Вы откуда, товарищ?
Старший лейтенант милиции предъявил документ, уселся на единственный свободный стул и попросил дать ему для ознакомления личное дело слесаря Виктора Лунева, недавно уволившегося по собственному желанию.
— Лунев? — удивился заведующий. — Не помню такого…
— Оно не мудрено, — лейтенант кивнул головой в сторону океана папок.
— Не мудрено, да плохо, — отозвался кадровик. — Всех следовало бы знать. А как одолеть такое! И вообще, дорогой товарищ, если по совести, пора кончать со всей этой лавочкой. — Он широким жестом обвел комнату. — Кому нужны все эти анкеты, справки, переписка? То ли дело единая картотека на столе у директора, фотокарточка в правом углу и короткая запись: такой, мол, и такой. Я еще понимаю — на «почтовом ящике», там, конечно, строгая проверка требуется, а нам зачем все это хозяйство?
— Не любите вы свою работу, — усмехнулся Загоруйко.
— Не люблю, — охотно согласился заведующий. — А кто нас любит? Вот вы видели где в кинокартинах или читали в какой книге о хороших кадровиках? Спорить могу, что нет. Вурдалаками, кровососами изображают… — Заведующий погрустнел. — А ведь мы душой болеем за порученное дело. И вот что самое обидное. К примеру, у нас, на фабрике, комсомол наш. Хочет узнать о каком пареньке или дивчине, ко мне бежит. Нет того, чтобы самим узнать. Мы, так сказать, своим существованием в нынешней форме отбираем у комсомолии, у профсоюза, а иногда и у партийного комитета обязанность самим интересоваться живым человеком. Чудно!
Заведующий говорил торопливо, взволнованно, одновременно листал папки, искал. Наконец нашел, стер с обложки пыль и положил папку на колени Загоруйко.
— Тощая, — прокомментировал он. — Три листка, и доложу вам, нужная нам, как прыщ на одно место.
С фотокарточки на старшего лейтенанта милиции смотрело знакомое мальчишеское лицо Лунева с упрямым хохолком и чуть оттопыренными ушами. Никаких компрометирующих материалов в деле не было. Жил паренек, потерявший малолеткой отца, рано обрел самостоятельность. В общественной жизни не участвовал, в комсомоле не состоял. Почти во всех графах — нет, нет, нет. Получил выговор за опоздание. Мальчишеским почерком, с множеством грамматических ошибок написано объяснение… «Опоздал по случаю болезни мамаши». Так и написано: «Мамаши».