«Соврал, подлец», — беззлобно подумал старший лейтенант, но промолчал.
Ничем не примечательная биография рядового паренька, несудимого, не привлекавшегося к ответственности, не имеющего родственников ни там, ни тут, кроме мамаши — Прасковьи Ермолаевны Луневой, старой текстильщицы, ударницы коммунистического труда.
Загоруйко отложил дело, извинился за беспокойство и сказал, что пойдет в комитет комсомола, поговорит с секретарем.
— Не стоит, — отсоветовал завкадрами. — Секретарь у нас все больше на конференциях да в райкоме. А Лунев беспартийный, так сказать, неохваченный. Секретарь его небось и в глаза-то не видел.
Но Загоруйко все-таки пошел.
— Характеристику? — удивленно протянул секретарь комсомольской организации, узнав, что Загоруйко хочет получить какие-нибудь данные о Викторе Луневе. — Какая может быть характеристика? Парень ничем не интересуется. Только звонок отзвонит, его будто ветром сдувает. Кружки и собрания не посещает. Отсталый товарищ, а работает ничего, на уровне, в норме.
С кем дружит? Да вроде ни с кем, а если по совести, не интересовался я. В комсомоле Лунев не состоит, от общественной работы отлынивает, не бузотер, не дебошир, идет стороной, а у нас, сами знаете, со своими дел невпроворот. Если бы ЧП какое…
— Значит, для того чтобы человеком заинтересоваться, ЧП нужно?
— Это вы бросьте, — обиделся секретарь. — Критиковать легче всего. Попробовали бы вы месяц-другой побыть в моей шкуре. Коллективный выход в театр: пять-шесть человек наскребешь. Один на учебе, у другой — дети, третий по телевизору хоккей или футбол смотрит. Вылазка за город: а что мы там не видели? Песочишь на собрании — ты же виноват! Ищи «новые» формы, секретарь, а все эти вылазки да массовки устарели. Ими еще наших папаш да мамаш охватывали. А какие новые формы? Молодежные кафе. В них очереди за месяц расписываются, всякие вечера вопросов и ответов. Кэвеэны разные. Силенки не хватает. Организация у нас на фабрике малолюдная. Вот так-то!
— Действительно, трудно, — посочувствовал Загоруйко. — А все-таки следовало бы нет-нет, да и поинтересоваться, чем дышит, как живет хлопец. Сам говоришь, только звонок — Лунева ветром сдувает. А ведь у него впереди еще целых шестнадцать часов остается. Где, с кем он их коротает?
— Точно, невыясненный вопрос. Так ведь для этого целую диспетчерскую команду надо держать. А я один освобожденный. И так в райкоме да на совещаниях по полдня торчу. И бюро у меня — раз, два, и обчелся.
Разговор медленно, но верно заходил в тупик. Задав еще два-три малозначащих вопроса, старший лейтенант милиции попросил комсомольского секретаря постараться точнее узнать, с кем все-таки из цеха ближе всех контактуется Лунев, оставил свой служебный телефон и покинул унылого собеседника.