За неимением чаш пили они прямо из котелка. Сида пригубила пива, вздохнула и повела свою речь чуть нараспев, глядя, как пляшут языки пламени в очаге.
– Однажды, незадолго перед тем, как в земли Эрина пришел человек, которого вы именуете святым Патриком, случилось мне охотиться на берегах реки Бойн. А должна сказать тебе, родич, что охотиться я весьма люблю, и не всегда моя дичь ходит на двух ногах и обладает даром речи. Я приняла облик смертной девы, ибо такова была моя прихоть, и затравила славного оленя. А после отпустила собак, отложила копье и решила смыть кровь в сладких водах Бойн. Но в ту пору среди вереска бродил сид Благого двора, именем Диху. Случилось так, что он меня заметил и, войдя в реку, вытащил меня на берег, а затем, не спросив ни имени моего, ни рода, вынудил одарить его дружбою бедер… – Сида прервалась на долгий глоток, предоставляя Кеннету возможность подумать, почему столь грозная охотница поддалась слабости.
Кеннет завороженно кивнул и мысленно поразился отваге неведомого Диху. Или его же беспечности. Это ж надо такую деву завалить и имени не спросить. Хотя… примерно так у него и с дочкой вождя Кэмпбеллов приключилось. Но тут все равно еще уточнить надобно – кто кого первее пожелал одарить этой самой дружбой. Промедли Кеннет сын Иена, и девица бы его самого без спросу полюбила.
– Он, конечно, принял меня за смертную, – кривовато улыбнулась Кайлих. – И – увы ему! – слишком поздно понял, насколько ошибся. Разве могла я упустить случай заполучить в должники одного из Благих? Уж и пришлось ему потом побегать, чтобы вызнать мое имя! Да, то были славные деньки, и вполне могло статься, что дворы примирились бы, коли заключили бы мы союз по закону и обычаю племени Дану… И Диху, сын Луга, мог бы добиться моей благосклонности, если бы старался чуть получше. Но в положенный срок родилось дитя, и не было младенца прелестней ни под Холмами, ни в мирах смертных. И что же сделал этот Диху, Диху-беспечный, скорый и на любовь, и на обман? Хитростью и чарами он и его родичи отобрали у меня дочь, вырвали ее из моих рук! – Кайлих оскалила зубы. – И добро бы он решил сам воспитать дитя, нет же! Заботу о младенце поручили этому Энгусу, которому и кошку-то доверить нельзя! Нетрудно понять, что дело обернулось плохо. Воспитание дев в Доме Двух Чаш всегда было слишком уж вольным, а уж гости Энгуса, кто являлся на его пиры… О! Если вырвать им языки и сварить из них зелье, одной капли хватит, чтобы лебеди зашипели по-змеиному! Моя Этне, мое сокровище, совсем юной была она, когда в Бруг-на-Бойне пришел этот Финнбар, это злоязычное отродье, достойный родич Энгусу! Спьяну ли, по умыслу или без оного, но он оскорбил мою Этне, а Энгус вместо того, чтобы защитить честь воспитанницы, лишь разыграл возмущение, на деле же тотчас примирился с Финнбаром. А где был Диху? Где был он, тот, кто посмел именовать себя отцом Этне?! Бродил по землям смертных и задирал каждую юбку, как водится! Не дождавшись помощи, моя дочь, моя Этне, сокровище племен Богини, в тоске и гневе удалилась из Бруга-на-Бойне, покинула Дом Двух Чаш, и никто из Благих не озаботился ее поисками, пока не стало слишком поздно. Этне беспрепятственно вышла из Холмов, а тот, кто ее породил, не удосужился и пятку почесать! Три дня и три ночи пировали они, и все это время Этне, юная, невинная и беспечная, скиталась одна в пустошах, пока не встретила смертного – твоего, кстати, предка, юноша. Воистину, ваш род лишь потому избежал моего гнева, что человек тот поступил с моей Этне по чести. Вот у кого Диху стоило бы поучиться вежеству! Разгневанная и обиженная на родичей отца, она осталась со смертным, стала ему женой. И от нее, от Этне дочери Кайлих, ведешь ты свой род, Кеннет. А затем… – Кайлих резко втянула воздух сквозь сжатые зубы и ударила себя кулаком по колену. – Затем в какой-то нелепой стычке, в драке дикарей из-за стада коров, она погибла, погибла словно человек, ибо расточила свои дары на человечье отродье и не смогла спастись, когда подошла нужда…