– Кофе великолепен, синьор Висконти, однако я посетил вас, к несчастью, не только для того, чтобы насладиться напитком и беседой.
– А-а… да-да, – понимающе кивнул банкир. – Юность и красота, мой друг, юность и красота. Увы, они требуют от нашей старости и мудрости определенных финансовых вливаний. Что ж, пройдемте. Прелестная мона подождет нас тут, я полагаю?
– Подождет. – Сид покосился на Кэт, которая отчаянно принюхивалась к запаху, волнами растекавшемуся от кофейника и его недопитой чашки, и предложил: – Думаю, вы не откажете моей спутнице в возможности приобщиться к этому замечательному угощению?
Он помнил о стоимости чашки, конечно. Банкир тоже. Однако синьор Висконти, судя по всему, всерьез надеялся, что девчонка причинит драгоценной посуде серьезный ущерб, за который с дорогого друга синьора Диччи можно будет содрать втридорога, а потому не возражал.
– Конечно же! – и непринужденно перешел на латынь: – Угощайтесь, моя дорогая!
– Спасибо, – прошептала Кэт, робко глянув на господина: дескать, можно?
«Можно-можно», – кивнул Диху. В конце концов, велика ли беда, если невольница и впрямь расколотит чашку?
Катя
От аромата кофе можно было запросто с ума сойти. Я тут же вспомнила, что не пила его уже несколько дней. Как там говорил Ричард Третий? Полцарства за коня? И по всей видимости, именно острая кофеиновая недостаточность предельно обострила мой слух, потому что в беседе Диху с синьором Висконти то и дело проскальзывали знакомые слова. Очень странное чувство – думать на чужом языке, на латыни, например. В институте я учила латынь, но в ограниченном объеме. С таким словарным запасом с латинянином не заговоришь. Как, собственно, и по-английски с англичанином после школьно-вузовского курса. Но лингвистическое колдовство Диху даровало мне то глубинное понимание, какое бывает лишь у носителей языка.
И все же только глухой и слепой не догадался бы, что разговор двух достойных господ касался моей персоны. Синьор Висконти косился на…
«Как там ты меня назвал, гадский нелюдь? Конкубиной? Con – вместе, cubare – лежать. Значит, вместе лежим? – молча злилась я, и от восхитительного насыщенного запаха кофе мое возмущение только возрастало. – Почему я должна терпеть эту наглость, а?»
И сама себе отвечала: «Потому что на дворе шестнадцатый век, милочка, а в модных трендах – «Домострой». Женское население новгородской усадьбы, к слову, держалось тише воды, ниже травы. И чуть что выходило не по воле и желанию тиуна, виновнице сразу же отвешивалось изрядно вразумляющих пощечин. Но за чашечку кофе… хорошо, за половину маленькой чашечки я простила Диху «конкубину».