Маэстро закончил играть и опустил флейту. Но музыка ещё продолжалась, она трепетала, как долгое эхо, и парила, казалось, где-то над городом… Юлиана благоговейно смотрела на своего гения, она почти прошептала:
— Это непостижимо…
Он подошёл к ней и присел рядом.
— Да. Музыка вечна, — он мягко провёл ладонью по флейте.
Неожиданно Юна спросила:
— А почему ты на Западе не остался? У тебя столько возможностей было, и играешь ты — дай бог каждому.
Он выдержал паузу и ответил:
— Во-первых, тогда бы мы с тобой не встретились; а во-вторых — на Западе скучно… Да и петь там не о чем. Вот то ли дело у нас…
Юлиана замерла в предвкушении новых идей…
Маэстро пробежался по клапанам флейты, выдув блюзовый пассаж, и аккуратно вернул ей приют, после чего продолжил свою мысль:
— У нас — мордой об стол раз шарахнут, так потом память — на годы, гимны слагать можно с интерпретациями, причём на разные тексты. А усох, допустим, в идеях, — пошёл в пивнуху или на вокзал, да куда угодно, — тебе по голове идеями настучали и в творчество окунули. Россия — неиссякаемый источник вдохновенья…. Ты знаешь, я понял, почему Мамай пил самогон. Он просто не в силах был по-трезвому наезжать на славян и содержать орду. И вообще, все они страдали генерацией блефа. Вот католики огорчили гугенотов, и Робеспьер ушёл в демиурги, а тамплиеры курят гашиш на Гавайях. Да что Гавайи! Я вот как-то по Тверской наяривал, глядь — а навстречу свежезахмелевшие компрачикосы с пресловутым лозунгом: «На каждую чуму — свой Гуинплен, и на каждого Гуинплена — своя чума!..» А каков эквивалент Паскаля на узника тайги?..
— Что? — спросила Юна сквозь хохот.
— Эквивалент Паскаля на узника тайги равен одному сновидению Босха. Да. Теперь я понимаю, почему Обломов практиковал дзен-буддизм.
Маэстро закончил свой пассаж, затем достал из пачки сигарету и, щелкнув зажигалкой, выпустил облако дыма. Юна хохотала до слёз. Маэстро удовлетворённо отметил:
— Так что, родная, в России возможно всё. И я счастлив, что мы удостоены чести жить здесь.
Юна вдруг тихо спросила:
— А где Серёга твой? Ты говорил — он музыкант был классный…
— Введенский что ли? В порядке он… Да он сейчас музыкой не занимается, — время не то, — угрюмо ответил Маэстро и выпустил дым. Он задумался и продолжил: — Как бы это сказать… замкнулся он в себе; то ли возгордился, то ли надоело всё… А потом всё бросил. Не знаю, чего не хватало ему. Так играл! Гитара пела…
Маэстро затянулся, прищурившись, как бы что-то вспоминая…
— Может, его не понимали здесь? — подхватила Юна.
— Да нет… Просто человек с гипертрофированным самомнением перестаёт видеть вокруг себя уникальных и более талантливых людей и, тем самым, замыкаясь в своём эго, постепенно теряет свой дар, не замечая этой Божественной утраты, — констатировал Маэстро.