— Эй, люди добрые, где вы? — позвал Смолярчук.
— Тут они, добрые и недобрые, — откликнулся женский голос.
За мальвами, под камышовым навесом, у летней печурки, хлопотали две женщины, старая и молодая. На молодой — сандалетки на босу ногу, желтый, с глубоким вырезом сарафан, оголяющий плечи и большую часть спины. На старой — глухая, до подбородка, старомодного покроя, черная, в белую крапинку кофта, длинная черная юбка, темный платок, из-под него выбиваются седые паутинки.
Это Лада Тимофеевна, мать Дуная Ивановича. Муж ее умер больше тридцати лет назад, а Лада все живет и живет, никому не в тягость, сама себя кормит трудом своим, да и людям кое-что перепадает. Преждевременны ее седины. Старости нет ни в лице, ни в глазах, ни в движениях. Смотрит на людей живо, смело. Щеки и шея не тронуты морщинами. Руки крепкие, сильные.
«Тоже лебединой породы», — подумал Гойда.
Молодая женщина в желтом сарафане — Джулия. Смуглолица, полногруда, с налитыми плечами. Глаза большие, черные, с угольным блеском. Волосы тоже черные, юные, вьющиеся.
Лада Тимофеевна и Джулия готовили вареники. В семье Черепановых любили вареники, поэтому лепили их без счета. Белые, тугие, с кудрявыми закраинами, с так называемой мережкой, они разложены всюду: на перевернутом кверху донышком сите, на полотняных рушниках, на камышовых циновках.
На плите клокотала большая кастрюля.
И Джулия и Лада Тимофеевна с настороженным любопытством смотрели на ранних, незваных гостей.
Смолярчук снял свою кепочку, поздоровался и, улыбаясь, переводя взгляд с Джулии на Ладу, спросил:
— Интересно, кто из вас добрый?
Джулия засмеялась, прижала припудренную мукой руку к груди и сказала, не совсем чисто выговаривая слова:
— Я сердита. А он ест добра. Мама всегда хорошо, здорово хорошо! Правда?
— Это верно, — согласился Смолярчук.
— Не такая я уж и добрая, — проворчала Лада Тимофеевна. — Вы по какой нужде пожаловали сюда спозаранок?
— К вашему сыну явились.
— По охотничьему делу небось? На сеновале он со своими молодцами зорюет. Юля, проводи!
Джулия вытерла руки о ситцевый фартук, поправила волосы.
— Айда! — сказала она и без всякой причины рассмеялась.
На душистой перине сена раскинулся Капитон Черепанов. Иван и Пальмиро прижались к отцу слева, Варлаам и Джовани — справа. Мальчишки медноволосы, кудрявы, обветренны, исцарапаны, искусаны комарами. Все у них отцовское: чуть курносые, облупившиеся носы, твердые кованые скулы, гордый разлет бровей, пухлые добрые губы. В среднем на каждого брата приходится лет по шесть, не больше.
Джулия, улыбаясь, смотрела на мужа и детей. И во сне жмутся друг к другу.