друзей. Отец то и дело отправлялся дежурить на работу, все его внимание занимали война и выпивка, но хуже всего, его стал беспокоить шум в ушах («тиннитус»), В его голове словно позвякивал колокольчик. Глядя на весь этот бардак, происходивший в моей семье (а какое-нибудь дерьмо случалось постоянно), я решил пореже думать об этом и стал все больше заботиться о самом себе.
Знаете, мы — балканцы — люди горячие и нетерпимые. Когда одна из сводных сестер (со всей своей наркотой) порвала отношения с матерью и всеми нами, это было ожидаемо: после стольких то попыток побороть зависимость. Но ведь и другая моя сводная сестра также покинула семью. Мать просто вычеркнула ее из своей жизни, не знаю точно за что. Поговаривали что-то о ее дружке, тоже родом из Югославии. Они крепко повздорили между собой, и мать по каким-то причинам приняла его сторону. Сестра в ответ завелась, и они вылили друг на друга ушаты дерьма, что, конечно же, совсем не хорошо. В конце концов, не конец же света случился.
Та ссора была далеко не первой в нашей семье. Но мать осталась непреклонной и, образно выражаясь, закрыла перед моей второй сводной сестрой дверь на ключ. Могу ее понять — я вообще не забываю обид. Могу годами помнить даже про обыкновенный грубый подкат в игре. Я помню все зло, которое мне причинили, и могу долго держать обиду. Но в данном случае все зашло слишком далеко.
Нас было пятеро — братьев и сестер, — и вот остались только трое: я, Санела и Александар. И положение нельзя было исправить — это было словно высечено на камне. Особенно было жаль, что вторая из сводных сестер больше не жила с нами. Годы шли. Пятнадцать лет спустя ее сын позвонил нашей матери, соответственно, своей бабушке:
Привет, бабушка, — начал было он, но мать не захотела с ним общаться.
Извините, — сказала она и положила трубку.
Услышав об этой истории, я не мог поверить своим ушам. Даже не могу описать охватившее меня чувство: мне было очень не по себе, хотелось провалиться сквозь землю. Никогда так не поступайте! Никогда, никогда! К сожалению, в нашей семье слишком много спеси, которая чертовски вредит нам, и я счастлив, что в моей жизни есть футбол.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В Русенгорде существовало неформальное деление на общины, одна не лучше другой, хотя, пожалуй, низший статус имела так называемая «цыганская». Это вовсе не означало, что все албанцы, к примеру, или турки селились кучно в одном месте. И важнее было, не из какой страны родом твои родители, а из какой ты общины. И, в общем, следовало оставаться в ее границах. Та, где находился дом моей матери, называлась Тёрнрусен («розы с шипами», в переводе со шведского —