Но пока ничего не менялось. За исключением слухов о возможной скорой отставке Ко Адриансе, что тоже было неплохо. Мы вылетели из отборочного турнира Лиги чемпионов, где нас остановил «Селтик» с Хенриком Ларссоном, а следом и из Кубка УЕФА, споткнувшись на «Копенгагене». Не думаю, что именно эти неудачи послужили главной причиной его увольнения, ведь дела в чемпионате складывались у нас хорошо. Его убрали потому, что он не мог наладить контакт с игроками. Ни с кем у него не сложились отношения. Мы были словно в вакууме. Не скрою, мне нравятся строгие тренеры, а Ко Адриансе, бесспорно, таковым и являлся. Но он явно перегнул палку со своими диктаторскими методами управления командой. Даже ни намека на какой-либо юмор, ничего. И вот теперь мы с нетерпением ожидали, кто придет ему на смену.
Ходили слухи, что это будет Райкард. Звучало обнадеживающе, и не только потому, что из великого игрока автоматически должен был получиться хороший тренер. Но все же он стал легендой в «Милане» вместе с Ван Бастеном и Гуллитом. Однако назначили Кумана. Я был наслышан о нем как об игроке, обладавшим пушечным ударом и фантастически выполнявшим штрафные удары в «Барселоне». C ним в команду пришел еше один великий в прошлом игрок — Рууд Крол. Я сразу же отметил, что они понимают меня гораздо лучше прежнего наставника, и это вселило в меня надежду на изменения к лучшему.
Но дела пошли еше хуже. Пять матчей подряд я провел на скамейке запасных, а с одной из тренировок Куман и вовсе отправил меня домой. «Ты будто отсутствуешь, — прокричал он мне. — Ты не выкладываешься. Отправляйся-ка ты домой». Не спорю, мои мысли были заняты другим. Даже Ларе Лагербек (главный тренер сборной Швеции в то время — прим, ред.) в газетных интервью выражал беспокойство за меня, и поползли слухи, что я могу лишиться места в сборной. А это уже не шуточки.
Ведь летом предстоял чемпионат мира в Японии и Корее — событие, которого я с нетерпением ждал долгое время. А еше меня беспокоило, что в «Аяксе» у меня могут забрать мой девятый номер. Плевать было на то, что написано у меня на футболке. Но это означало бы, что они потеряли веру в меня. В «Аяксе» номерам игроков придавали значение. «Номеру десятому» положено делать одно, а «номеру одиннадцатому» — другое. И ни один из номеров не ценился так, как «девятка», принадлежавшая когда-то Ван Бастену. Носить ее считалось честью, и если ты не оправдывал ожидания, то мог ее лишиться. И теперь такая угроза нависла надо мной.
На тот момент я забил всего пять голов в чемпионате. За весь сезон их набралось всего лишь шесть. Большую часть времени я проводил на скамейке запасных, а болельщики все чаще недовольно гудели в мой адрес. Когда я разминался, чтобы выйти на замену, они принимались скандировать: «Никое, Никое, Махлас, Махлас!». И неважно было, насколько был плох мой конкурент — они явно не желали моего выхода на поле. Они хотели, чтобы остался он, а я думал: «Черт, я еще даже не вышел на поле, а все уже настроены против меня». Если у меня не получалась передача, они приходили в ярость, гудели и заводили старую пластинку: «Никое, Никое, Махлас, Махлас!». Моей хорошей игры им было недостаточно. Пришлось смириться и терпеть, тем более что уже становилось ясно, что мы одержим победу в чемпионате.